Жара и пожары в России, разрушительные наводнения в Европе в очередной раз напомнили о меняющемся климате. Связаны ли эти катастрофы с глобальным потеплением? Растает ли вечная мерзлота? Когда дадут результаты меры по защите климата? Эти и другие вопросы Plus-one.ru обсудил с Александром Чернокульским, климатологом, старшим научным сотрудником Института физики атмосферы им. А.М. Обухова РАН.
— Стало ли причиной наводнений в Краснодарском крае, в Крыму, в Германии именно глобальное потепление?
— Однозначно и быстро на этот вопрос не ответишь: установить происхождение каждого конкретного наводнения сложно. Можно с уверенностью говорить о повторяемости: например, что в теплом климате такое событие случается условно раз в 20 лет, в более холодном — раз в двести. В 2015 году мы выпустили в научном журнале Nature Geoscience статью о наводнении в Краснодарском крае, случившемся в 2012 году.
Вот там мы точно показали, что наводнение было связано с потеплением Черного моря. Если бы циклон проходил над более холодным морем, каким оно было в 1970-х, осадков было бы гораздо меньше. Сейчас Черноморское побережье переходит в режим тропиков. Чтобы это установить, потребовалось сложное моделирование. Есть работы, показывающие, что в ряде регионов Западной Европы, в том числе на западе Германии, частота сильных дождей и более мощных наводнений увеличивается. Но важно не столько происхождение конкретного ливня, сколько вероятность его повторения и предполагаемая интенсивность.
— Этот год по площади пожаров в России стал третьим с начала века. С января по август они охватили уже свыше 13,4 млн га, это территория больше площади Эстонии. Сделало ли потепление пожары более опасными?
— Определить связь климатических изменений с пожарами еще сложнее: спичку подносит не засуха. Интенсивность пожара зависит и от того, что горит (нерасчищенный лес горит интенсивнее), и от работы противопожарных служб. Но огонь сейчас распространяется на большие территории, потому что засушливость во многих районах (Воронежская область, Краснодарский край, Ставрополье) растет, на севере становится больше молний. Мы замечаем и смещение пожаров ближе к тундре — они все чаще происходят в отдаленных районах, где нет людей. Их возникновение может быть связано с изменением климата. Что касается пожаров в населенных пунктах, то в них напрямую виноваты люди, хотя сухое лето может повлиять на площадь выгорания. К слову, режим осадков меняется в обе стороны: удлинились как дождливые периоды, так и засушливые.
— Чего нам ожидать через пять лет? Будет ли потоп?
— На такой короткий срок мы прогнозы климатических катастроф не делаем: содержание углекислого газа в атмосфере, солнечная активность и активность вулканов за это время существенно не изменятся. Но есть прогноз аномалий температуры до 2025 года, составленный Всемирной метеорологической организацией. Согласно этому документу, вероятность того, что по крайней мере в один год из ближайших пяти температура превысит доиндустриальный уровень на 1,5 °C, составляет 44% и продолжает расти.
— Насколько в России реальна угроза таяния вечной мерзлоты?
— Это не просто угроза: таяние происходит уже сейчас, и это одна из главных опасностей для инфраструктуры севера страны. На мерзлоте построены сотни городов и поселков. Разрушение многолетних пород, удлинение сезона протаивания угрожают зданиям, дорогам, газо- и нефтепроводам. Если за этим не следить, будут аварии, катастрофы, человеческие жертвы.
Мерзлота резко реагирует на антропогенное воздействие. Например, достаточно повредить светлый мох, который отражает свет и защищает грунт, как таяние пойдет вглубь. За последние 20 лет слой протаивания увеличился на 15 см во многих районах (считается, что в зоне риска 40% территории Якутии. — Прим. Plus-one.ru). Придет день, когда грунт оттает вокруг свай, несущих опор... Сваи придется подмораживать, а это очень дорого.
— Киотский протокол стал первым международным соглашением о сокращении выброса парниковых газов. Есть ли положительные климатические эффекты от мер, принятых в рамках этого и Парижского соглашений?
— Прямых позитивных эффектов от принятых мер мы не видим. Пока климатическая политика — больше слова, чем реальные действия. Сейчас, правда, более громкие слова, чем 20 лет назад. Человечество до сих пор не может договориться о сокращении выбросов. Цели заявляются амбициозные, а результатов не видно.
Правда, произошел прорыв в технологиях: солнечные панели и ветряные генераторы стали дешевле, вложения в возобновляемые источники энергии растут. Но ВИЭ вводятся в дополнение к углеводородной энергетике, а не замещают ее. Основные производители парниковых газов — США, Китай, Индия — только наращивают выбросы. Люди сходят с ума по майнингу биткоинов — мы сжигаем электричество, чтобы обогатить кучку людей, остальные страдают от последствий изменения климата. Мы переходим на стриминговое телевидение, а ведь это тоже огромное потребление энергии.
Справедливости ради скажу, что от принимаемых мер возможны нелинейные эффекты (новые леса станут полноценными поглотителями углерода десятилетия спустя. — Прим. Plus-one.ru). Они могут быть незаметны сейчас, накапливаться годами и проявиться спустя время. Есть и косвенный положительный эффект: люди стали говорить о климате и о том, что надо менять образ жизни, чтобы его сохранить.
— В одном из интервью вы сказали, что даже если сегодня мы полностью остановим выбросы углекислого газа, то уже произведенные будут поглощаться на протяжении нескольких тысяч лет.
— Об этом говорят исследования. Мы выбрасываем в атмосферу углерод и разгоняем сложные обменные процессы между атмосферой, гидросферой и биосферой. Если мы просто остановим эмиссию без принудительного поглощения CO2, эти процессы будут еще какое-то время интенсивно идти. Половина всего углекислого газа, попавшего в атмосферу за индустриальную эпоху, уйдет за 30 лет, процентов 30-40 — за несколько сотен лет. Порядка 10-20%, возможно, останется там навсегда. Но это не так страшно. Индустриальный период, запустивший механизм текущего потепления, начался в конце XIX века. Это было очень холодное время, малый ледниковый период. Если на Земле останется чуть более теплый климат, чем был в доиндустриальную эпоху, это вряд ли кого-то расстроит. Главное — «чуть».
— Чем отличается нынешнее потепление от того, что имело место в Средневековье?
— С современной картиной мира Средневековый климатический оптимум не имеет ничего общего. Это было региональное потепление, происходившее в Северной Атлантике. А нынешнее — глобальное, затрагивает всю планету. Когда людей на планете было мало, они не селились в поймах — понимали, что реки периодически выходят из берегов. У наших предков не было такой техники, как у нас. А сегодня там выросло множество городов. Кроме того, человек поселился там, где он более уязвим, например на Крайнем Севере.
— Климатические программы каких стран кажутся вам наиболее эффективными?
— Я слежу за международной климатической повесткой и могу сказать, что пока в такого рода программах много политики и мало климата. Эффективнее всего можно воздействовать на климат, отказавшись от сжигания угля и нефти. Но вмешиваются интересы различных групп, которыми движут далеко не только климатические цели. Пока одни страны пытаются сократить выбросы, другие их наращивают.
Мне нравится инициатива перехода ЕС на возобновляемые источники энергии и отказа от двигателей внутреннего сгорания («Зеленый пакт Европы» предполагает снижение влияния на климат и достижение углеродной нейтральности к середине XXI века. — Прим. Plus-one.ru). Минус в том, что все такие программы рассчитаны до 2030-го, 2040-го или 2050 года, что очень нескоро. До тех пор нам придется пожинать последствия климатических изменений. Реально эффективной может стать технология изъятия углекислого газа из атмосферы, но сейчас у подобных разработок очень слабый потенциал.
— Как думаете, почему многие люди не замечают изменения климата?
— Люди, живущие в странах, страдающих от проявлений глобального потепления, опасность понимают, потому что встречают ее лицом к лицу. Остальные государства, слабо ощущающие его негативные последствия, такие как Россия, относятся к проблеме иначе. Потепление в средней полосе нашей страны вообще выглядит привлекательно. Разве плохо, когда лето удлиняется, ниже затраты на отопление, падает смертность от экстремальных холодов? Трудно представить, что в других уголках мира климат меняется в худшую сторону.
Вообще, отодвигание угрозы — распространенная реакция, как и в случае с пандемией. Брать ответственность на себя тоже не хочется. Мы видим изменения только в одной точке, глобальные явления нам тяжело осознать: графики роста погодных аномалий реальную жизнь не объясняют. Нам все равно, как изменится ВВП через 80 лет: где мы и где 2100 год? Это еще и вопрос доверия к социальным институтам: там, где оно выше, теории заговоров распространены значительно меньше.
— Если бы существовали климатические «часы Судного дня», какое время они бы сейчас показывали?
— Такие часы уже есть, их установили в 2020 году в Нью-Йорке (сейчас они показывают, сколько времени осталось у человечества, чтобы «обнулить» выбросы парниковых газов и избежать превышения рубежа в 1,5 °C: 6 лет и 145 дней. — Прим. Plus-one.ru). Но, учитывая множество неопределенностей, точность таких часов высокой я бы не назвал. Это скорее образ, который сообщает о наличии проблемы. Чем дольше мы не реагируем на нее, тем быстрее надо будет сокращать выбросы, если мы хотим удержать потепление в границах 1,5 °C. Но мне кажется, на это шансов нет. Удержаться бы в двух.
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен.
Беседовала
Людмила Брус