Откуда взялся миф о «грязной российской экономике»
Сентябрь 2019 года выдался в России холодным, потребление электроэнергии выросло относительно этого же месяца прошлого года, и вновь пошли разговоры о том, что с нашим климатом об энергоэффективности нечего и думать. Погода, конечно, — фактор значимый. В холодный год прибавляется 1-2% к потреблению электроэнергии и 3-5% к потреблению тепла. Это довольно большие цифры в масштабе страны. Например, требуемый руководством страны рост ВВП в России на уровне 3-4% приведет к росту потребления электроэнергии на те же 1-2%. Я недаром упомянул ВВП — рост производства энергии в холодный год, естественно, дает вклад в рост экономики в целом. Это звучит парадоксально, но холодные зимы помогают росту нашей экономики.
Однако прямо противопоставлять рост потребления энергии и рост энергоэффективности, конечно, нельзя. Энергоэффективность измеряют чаще всего в энергетической «стоимости» на тысячу единиц добавленной стоимости (ВВП), и на этот показатель воздействует колоссальное количество компонентов. Несколько лет назад российский ученый Игорь Башмаков провел подробный анализ структуры энергоемкости, выявив до восьми факторов, которые формируют энергоемкость ВВП. Отмечу, что не менее наглядным является его анализ энергетической «стоимости» не абстрактного процента валового внутреннего продукта, а единицы конкретной продукции по разным видам промышленности.
Другие результаты анализа. Он выявил, что Россия до 2008-2009 годов показывала очень быстрый рост энергоэффективности, став одной из самых продвинутых стран в мире по темпам преобразований. Во-первых, в нашей стране прошла массовая модернизация части старых производств. Во-вторых, в страну на фоне роста доходов хлынула импортная бытовая техника, сделанная по западным стандартам эффективности, так что западные стандарты пришли к нам вместе с холодильниками и стиральными машинами. В-третьих, рост автопарка за счет качественных автомобилей с более низким удельным расходом топлива.
Все это случилось, и случилось успешно, без участия государства, в логике развития рынков. А затем появились государственные программы, в период, по сути, экономической стагнации (2008-2018 гг.), и этот этап оказался далеко не таким удачным. Было много пафоса и общих слов, потратили немало денег. Хотелось пойти широким фронтом и махом решить все проблемы. Не получилось. Среди самых неудачных мер упомяну массовый энергоаудит, который закончился тем, что вместо нормального аудита выдавали лишь бумажные «паспорта», истратив на это дело, наверное, около 20-30 млрд руб. и ничего толком не добившись. Может быть, рост энергоэффективности (снижение энергоемкости) — это, в первую очередь, рост ВВП и его структурная перестройка, а не траты на программы по энергоэффективности и навязанные извне экономике цели?
В чем состоит, на мой взгляд, системная ошибка? Наши цели и программы в этой сфере отчасти списаны с аналогичных документов развитых стран. Но надо учитывать следующее. Во-первых, Россия — производитель, а не импортер энергии. Рост производства приводит к экономическому развитию. Во-вторых, у нас далеко не во всех секторах достигнута фаза насыщения энергией. Если бы у нас было 500-600 автомобилей на тысячу человек, можно было бы подумать о росте цен на бензин, с тем чтобы побудить людей отказываться от автомобилей или экономить топливо. Но у нас до такого параметра еще далеко, а доходы населения не позволяют легко платить любую цену за бензин. Для глубинки наличие автомобиля — это фактор выживания, а мы их ударили теми же ценами на топливо, что и в крупных городах. Другой пример: в России около 15-20 млн человек сидят без газа. Большая часть — в газифицированной европейской части страны. Стоит ли говорить о переводе хозяйств на некие заменители ископаемого топлива, если у этих людей и этого ископаемого топлива нет? Наконец, около 30% жителей России жалуются на некачественное теплоснабжение — им слишком холодно в бетонных коробках. Если у нас треть страны замерзает, наверное, надо что-то с этим делать в первую очередь? Это даст эффект в терминах энергоэффективности (снижения энергоемкости ВВП), но реальная проблема — холод в квартирах, а не завышенный расход тепла в наших зданиях.
Россия — страна, добывающая ископаемые ресурсы. Зарплаты бюджетников и индексация пенсий прямо зависят от того, сколько нефти и газа мы произведем и продадим. Отказываться от ископаемого топлива в перспективе, наверное, надо, и, скорее всего, этим стоит заниматься уже сейчас, но действовать надо чрезвычайно осторожно. Да, у нас есть сектора с неоправданными субсидиями. У нас серьезные потери в системе ЖКХ, очень много неэффективности и воровства. Устранив эти «затыки», мы сделаем серьезный вклад в энергоэффективность. Но есть многое, что трогать, подражая западным странам, не нужно. Введение платы за выбросы для российской экономики сейчас преждевременно и вредно.
Но начать разрабатывать отечественную систему учета выбросов и отстаивать ее применение в мире стоит. Также заранее необходимо оценить последствия внедрения разных вариантов как системы учета, так и платежей. Вспомним, что в свое время в рамках Киотского протокола не стали учитывать российские леса, что превратило Россию из чистого поглотителя в эмитента СО2. При этом сейчас у нас есть проблема лесных пожаров. А нельзя ли в рамках борьбы за мировую экологию учесть траты на борьбу с пожарами в России? Это же способствует улучшению баланса СО2 в мире.
Скажем, на многих в России произвело впечатление то, что Дания запретит с будущего года подключать новостройки к газовым сетям. Выше я говорил, что у нас громадное число хозяйств — без газа. Так может, правильно действуем, по-датски? Почему-то забывают, что Дания уже сейчас полностью может закрыть все потребности по электроэнергии за счет ветрогенерации. Ветряки стали вырабатывать излишки энергии, которую некуда девать. С ее выгодной продажей на международном рынке есть сложности. Возможно, решение датского правительства стимулирует переход на электрическое отопление, чтобы решить проблемы излишков. А в России — где наша альтернатива? Где та внутренняя логика, которая оправдывала бы пафосные цели? Угодить западным партнерам??
Европа перестраивает промышленность под новые веяния и может извлекать выгоды. Скажем, Дания оказалась обладателем лучших технологий и мощностей по производству турбин для ветряков. Эта мощь, эта масса технологий и заводов требует пространства для развития. Нужен экспорт, местный рынок переросли. А экспорт будет, если сформировать глобальную «зеленую» повестку и ее возглавить. По сути, борьба в мире сейчас идет вокруг того, кто окажется в авангарде «зеленых» перемен и больше всех заработает на «зеленой» революции. Россия пытается играть в чужую игру, хотя могла бы сформулировать свой интерес и его отстаивать. Я уверен, что нам надо активно и в полном объеме работать на международных площадках и показывать свою вовлеченность в глобальные проблемы, но руководствоваться своим, и только своим интересом. Как, собственно, все и делают.
При этом я скажу парадоксальную и неожиданную вещь. Несмотря на то, что Россия преподносится как «сырьевой монстр», а страны Европы — как флагманы ответственности, на самом деле энергоэффективность нашей экономики с точки зрения вклада в выбросы и мировую экономику вполне сопоставима с европейской. Колоссального разрыва точно нет. Скажем, у нас есть ТЭЦ — в Европе они не распространены. За счет комбинированного цикла (производство и тепла, и электричества) наши станции имеют КПД около 80%, хотя большая часть эффективных европейских электростанций дает только 45-55%. Холодный климат заставляет нас быть эффективными поневоле. У нас множество подобных решений, продиктованных суровостью нашей природы. Вы спросите: на чем работают эти наши станции? Да, на ископаемом топливе, а часто и на угле. Но при этом доля использования угля в электрогенерации в России ниже, чем в Германии или даже Дании. Но они — голуби экологической ответственности, а мы — исчадия ада.
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен.
Автор
Валерий Семикашев, заведующий Лабораторией прогнозирования топливно-энергетического комплекса ИНП РАН