«Жизнь человека тоже имеет отрицательную стоимость»

Шеф-редактор «Ведомости+1» Евгений Арсюхин рассуждает о падении цены на нефть и понятии отрицательной стоимости.

В понедельник на торгах Нью-Йоркской товарной биржи майские фьючерсы на нефть WTI торговались по минус $40 за баррель. То есть цена нефти впервые в истории стала отрицательной. Это вызвало бурю комментарий в сети, среди которых выделяется пост в Facebook замглавы Совбеза Дмитрия Медведева, получивший известность в том числе потому, что автор его неоднократно редактировал. Между тем явление отрицательной стоимости не является чем-то исключительным для экономики и встречается чаще, чем принято думать.

Самым ярким и масштабным примером выступают продукты питания, у которых истек срок годности. Еще сегодня сырок лежит на полке и имеет некоторую стоимость, но завтра его срок годности истекает, и его стоимость становится отрицательной. Дело в том, что сырок надо куда-то деть. У себя дома вы его просто выбросите на помойку. Торговые сети имеют дело с тоннами продуктов. Стоимость утилизации просрочки и есть отрицательная стоимость товара.

Казалось бы, чистая идея «раздать товары бедным» придает просрочке некую, теперь уже социальную ценность, которая, если дать волю фантазии (а ведь и дают) окажется чуть ли не «новой валютой» постиндустриального мира. Совесть и социальная ответственность — вот, мол, капитал завтрашнего дня. На деле такое решение только наращивает отрицательную стоимость товара. Раздачу просрочки надо организовать. Ее надо где-то хранить и периодически сортировать, отбрасывая то, что уже негодно по медицинским соображениям. Наконец, сюда же кладите риск юридических издержек (кто-то отравился и подал на магазин в суд). Для менеджера торговой сети все эти заботы и трудности превращаются в затраты, то есть являются счетной величиной, выраженной в деньгах. Мы можем назвать это на бухгалтерском языке «издержки», но по сути мы имеем дело именно с отрицательной стоимостью.

Если бизнесмен имеет дело с продуктами питания, пусть даже он просто покупает продукты оптом и перепродает их на базаре, он знает, что какой-то процент товара неизбежно будет выброшен, он умеет это учитывать и сообразует с этим обстоятельством ценообразование.

Скажем, вы строили дом, и у вас остался строительный мусор, например, обрезки досок. Вы берете в руки никуда более не годный «коротыш» и с грустью вспоминаете, сколько вы отдали денег за строительные материалы. Формально «коротыш» имеет положительную стоимость. Он ведь часть длинной доски, которую вам привезли с пилорамы. Если шестиметровая доска стоила, скажем, двести рублей, то десять сантиметров от нее стоят, как нетрудно вычислить, три рубля, и, кажется, эта стоимость никуда не делась. На самом деле вы не можете вернуть обрезку его стоимость, поскольку не можете восстановить из обрезков полноценную доску, годную для продажи. Более того, теперь вам предстоит утилизировать мусор, что является дорогой (очень дорогой) услугой. Стоимость утилизации мусора и есть отрицательная стоимость строительных материалов, которые превратились в обрезки.

Если рассуждать совсем уж глобально, то отрицательную стоимость имеет и вся человеческая жизнь.

Действительно, пока человек совершеннолетний и трудоспособный, он «здесь и сейчас» имеет некоторую положительную стоимость на рынке труда. Однако, если брать жизнь нашего гипотетического гражданина в целом, не факт, что ресурсы, которые потрачены на его воспитание, образование, лечение и пенсионное обеспечение, уравновешены его вкладом в экономику.

Здесь мы прикасаемся к едва ли не самой важной проблеме, которую на протяжении последних десятилетий пытается решить экономическая мысль. Ни у кого нет сомнений в том, что систему социального обеспечения надо развивать, и намного быстрее, чем есть сейчас. Человек должен иметь колоссальную отрицательную стоимость, в идеале он должен стать «античастицей экономики», зеркальным отражением мира прибыли и чистогана. Парадокс в том, что это не просто правильно и гуманно, это выгодно.

В наши дни потребности среднего человека таковы, что только их достаточно для преодоления любого (в том числе нынешнего) экономического кризиса.

Все так. Но это на длинном горизонте. Но как обеспечить баланс «здесь и сейчас»? Проблема видна и по пенсионным системам, которые по всему миру пребывают в кризисе (высокий уровень потребления 2020 года не уравновешен эффективностью труда условного 1970 года, когда человек зарабатывал себе пенсию). Она видна и по тут и там возникающим задумкам вывести людей из экономики вообще, дав им безусловный доход. Автоматизация привела к тому, что администрирование труда целых категорий работников оказалось более затратным, чем выгода от производимого ими продукта. Это как зарплата, которая не покрывает проезд до офиса (такое бывало в 90-е везде, а в провинции сплошь и рядом сохраняется и сейчас).

Оставим решение этой коллизии экономистам. Для нас важно, что отрицательная стоимость чего бы то ни было не является редким, чрезвычайным явлением, хотя ее появление на сцене всякий раз сопровождается яркими спецэффектами. Вот и на этот раз экологически восторженные блогеры написали ярко и пламенно о том, что зеленая энергетика, безусловно, победила, нефть никому не нужна, после пандемии будем ветряками освещаться.

К сожалению или к счастью, все не так, потому что фьючерсная цена — это, собственно, и не цена. Обычно объясняют так. Вам понадобится нефть в мае. Вы заранее делаете заказ — примерно как заранее покупаете билеты на самолет. Этот заказ называется фьючерс. Но представим теперь, что нефть вы в мае не купили. А вместо этого взяли, и перепродали свое право на покупку, свой фьючерс, другому человеку. И так до бесконечности.

Многие полагают, что весь этот огород придумали, чтобы дать заработать спекулянтам, но, конечно, не только. Рынки нуждаются в каких-то формальных оценках ситуации. Страхи, сомнения или надежды хорошо бы как-то формализовать.

Так называемые отрицательные цены говорят о том, что инвесторы не верят в победу над коронавирусом в мае. Естественно, если вы в мае приедете на АЗС и попросите бензина, с вас потребуют оплаты, а вовсе не заплатят вам.

Хранение нефти сколько-то стоит, и эти издержки становятся серьезными в моменты, когда снижается спрос. Еще дороже обходятся срывы контрактов, простои трубопроводов, отмена аренды танкеров и прочие риски. Тем не менее — увы и ах — нефть нужна, и будет нужна. Что не купят завтра — купят послезавтра. Не творожок, полежит. И на горизонте, скажем, полугода нефть будет иметь не отрицательную, а вполне себе положительную цену.

Автор

Евгений Арсюхин