Россия не заметила конца суперцикла

Остальной мир уже закладывает экономию сырья в модели будущего

Энергетическая интенсивность мировой экономики к середине века может уменьшиться на 50%. Уже в ближайшие 20 лет глобальная экономия за счет сокращения потребления природных ресурсов — в первую очередь энергетических — может составить от $900 млрд до $1,6 трлн в год. Это обусловлено развитием технологий и отказом от энергоемких «экономических чудес» в развивающихся странах.

Цифровая революция, беспилотный транспорт, удешевление возобновляемой энергии и циклическое производство должны коренным образом изменить глобальную картину спроса и предложения основных сырьевых ресурсов, заявляют аналитики Глобального института McKinsey в докладе«За пределами суперцикла: как технология перестраивает рынок ресурсов». По их расчетам, уже к 2035 году спрос на нефть и уголь достигнет пика и пойдет на спад.

Конец «суперцикла»

В последние 15 лет рынок сырья пережил так называемый суперцикл: в начале 2000-х стремительная индустриализация и урбанизация в Китае породила повышенный спрос на природные ресурсы. К 2015 году экономика КНР потребляла половину железной руды и каменного угля, а также 40% меди в мире. В целом расходы на природные ресурсы за 15 лет превысили 6% мирового ВВП. Однако к 2015 году цены на сырье упали, вызвав очередной экономический стресс в странах-экспортерах.

Сырьевой сектор оказался на пороге новой эры, в которой спрос и предложение формируются развитием технологий. Падение цен на нефть и газ сказалось на государственных субсидиях и инвестициях в отрасль: после 2008 года их темп замедлился, а между 2014 и 2015 годами они сократились на $215 млрд — почти 0,3% мирового ВВП. По мнению авторов доклада, все это приведет к тому, что к 2050 году энергетическая интенсивность мировой экономики уменьшится наполовину.

Когда в 2014 году цены на ископаемое топливо стали снижаться, аналитики предполагали, что это повлечет за собой новый экономический бум в странах-импортерах, однако на практике рост остался низким, поскольку финансовый кризис развернул потребительские привычки в сторону экономии. Изменились и демографические тенденции: уже сейчас в ряде стран наблюдается «демографический дефицит» — в одних случаях рождаемости достаточно только для воспроизводства населения, но не для роста, в других она не перекрывает смертность. Это, в свою очередь, меняет отношение к планированию людьми своего будущего: растет как спрос на обеспечение большей продолжительности жизни, так и глубина планирования и склонность к сбережениям. Так, в США на 81 потраченный цент приходится один отложенный доллар — люди отказываются от текущего потребления в пользу будущего, сокращая спрос на товары и услуги. Эксперты McKinsey констатируют, что нового «экономического чуда», сравнимого по масштабам с китайским, в ближайшие 20 лет, скорее всего, не произойдет.

Два сценария

Завершение суперцикла, однако, не остановило ни цифровую революцию, ни эволюцию двигателей и энергетики в целом. Расцвету энергосберегающих технологий, позволяющих расходовать меньше топлива, способствуют международные обязательства по сокращению выбросов двуокиси углерода, добровольно принятые рядом стран в рамках Парижского соглашения. Согласно Индексу эффективности экологической политики, составленному Йельским университетом в 2016 году, 69 развивающихся стран внедряют у себя энергетическую и климатическую политику.

В своем докладе аналитики McKinsey рассматривают два сценария: умеренного и взрывного развития технологий, сравнивая их c «контрольным» сценарием, при котором технологии остаются на уровне 2016 года, однако макроэкономические прогнозы претворяются в жизнь. При умеренном сценарии эффективность использования энергии к 2035 году может увеличиться на 43%, а при ускоренном развитии технологий потенциальный рост эффективности оценивается уже в 70%. За счет этого мировая экономика может отказаться от 100 млн тераджоулей избыточной энергии, сэкономив, в зависимости от сценария, от $600 млрд до $1,2 трлн. Если же учитывать экономию и на неэнергетических сырьевых ресурсах — железной руде и меди,— совокупный эффект оценивается в $0,9–1,6 трлн.

Половина потребляемой энергии тратится на транспорт. Его будущее определяет дальнейший рост эффективности двигателей, а также распространение электрических и автономных транспортных средств. В умеренном сценарии это даст экономию энергии, эквивалентную $150 млрд; при ускоренном развитии она может достичь $280 млрд. Так, двигатели внутреннего сгорания в пассажирском наземном транспорте за последние 35 лет стали на 20% эффективнее, а к 2035 году экономичность вырастет еще на 40%, чему способствует в том числе ужесточение требований, предъявляемых к легковым автомобилям. Авторы доклада рассчитывают, что за грядущие 20 лет самыми востребованными новыми машинами станут электрокары, что опять же снижает спрос на ископаемое топливо.

По оценке McKinsey, к 2030 году 15% выпускаемых легковых автомобилей будут автоматически управляемыми. При этом оба сценария предполагают сокращение спроса на горючее, но при ускоренном технологическом развитии на 13% снизится и спрос на легковые автомобили (за счет распространения альтернативных вариантов пользования транспортом — каршеринга и заказа автомобилей через Uber).

В ближайшем будущем автоматизация энергопотребления в жилых домах, офисах и на промышленных объектах способна сэкономить от 10% до 30% расходов на их обогрев и охлаждение. Освещение, которое автоматически отключается, как только люди покидают здание, сокращает затраты энергии еще на 20–30%.

В промышленности продолжится внедрение интернета вещей, сенсоров, систем контроля и аналитики, которые позволяют оптимизировать энергопотребление, а также сделать производственный процесс более гибким и безопасным. Возможности для экономии при умеренном сценарии составляют $310 млрд, при ускоренном — $540 млрд.

Эксперты McKinsey особо отмечают обусловленный технологиями рост производительности горнодобывающего сектора. В ближайшие 20 лет компании смогут добраться до новых месторождений, разрабатывать которые до сих пор было нерентабельно (так называемый сланцевый прорыв), более эффективно разрабатывать старые — и сократить число утечек. Потенциальные выгоды при умеренном и ускоренном сценариях для нефте- и газодобычи оцениваются соответственно в $230 млрд и $290 млрд, а для угля, железной руды и меди — в $60 млрд и $100 млрд соответственно.

Горючее будущего

Топливно-энергетические ископаемые, с XIX века служившие основным сырьем для производства энергии, в ближайшем будущем продолжат уступать позиции ее возобновляемым источникам. Эксперты McKinsey ожидают, что к 2035 году 36% электроэнергии в мире будут производить ветровые и солнечные электростанции (сегодня их доля в мировом энергетическом балансе составляет 4%).

Энергетика ветра и солнца развивается стремительными темпами уже в наши дни, увеличивая мощности на 50% и 24% в год соответственно. Это делает электричество дешевле: сегодняшние цены на солнечную энергию находятся на уровне около $0,03 кВт•ч — в десять раз ниже, чем всего лишь шесть лет назад. Энергия ветра с 2009 года в среднем подешевела на 50%. Это позволило возобновляемой энергетике в некоторых странах стать конкурентоспособной без государственных субсидий. По итогам 2016 года ветряные электростанции в Европе по вырабатываемой мощности обогнали угольные ТЭС, уступив лишь газовым станциям. При этом из 24,5 ГВт мощности, которую производят новые электростанции в Евросоюзе, 21,1 ГВт приходится на энергию, производимую за счет ветра, солнца, движения воды и сжигания биотоплива.

«Опыт последних двух лет показал, что низкие цены на ископаемое топливо не мешают развитию возобновляемой энергетики,— отмечает Татьяна Ланьшина из Центра экономического моделирования энергетики и экологии РАНХиГС.— Общий объем глобальных инвестиций в возобновляемые источники энергии (ВИЭ) в денежном выражении рос в 2014 и 2015 годах. В 2016 году он сократился, но объем установленной мощности новых солнечных и ветровых электростанций, выраженный в гигаваттах, все равно возрос. Это стало возможно благодаря снижению издержек на строительство таких электростанций».

Возобновляемая энергетика развивается даже в странах, построивших свое богатство на экспорте нефти. Так, например, по плану, который представил в январе премьер-министр и вице-президент ОАЭ Мухаммед бен Рашид аль-Мактум, доля возобновляемых источников (преимущественно солнечных электростанций) в энергетическом балансе страны к 2050 году должна составить 44%, атомной энергетики — 6%. Через 15 лет в Дубае завершится строительство крупнейшего на Ближнем Востоке «Солнечного парка», который будет производить до 1 ГВт электроэнергии,— к 2030 году он обеспечит 5% потребностей страны.

Впрочем, даже при снижении цен на оборудование такие изменения мирового энергобаланса потребуют не менее $420 млрд инвестиций в основной капитал, а цены на энергию будут снижаться. К тому же, по данным Международного агентства по возобновляемой энергетике, для стабилизации отрасли потребуются и накопители энергии общей емкостью в 150 Гв, и подготовка и обучение работников, также требующие вложений.

Перспективы для России

Отчет Всемирного банка«Энергоэффективность в России: скрытый резерв» называет неэффективный расход энергии в стране равным годовому объему энергопотребления Франции. По оценкам экспертов, для наращивания энергоэффективности российской экономике потребуются инвестиции в размере $320 млрд, при этом ежегодная выгода для конечных потребителей может достичь $80 млрд, а положительный эффект для экономики в целом — $120–150 млрд в год.

Пока, впрочем, на практике энергоэффективность интересует главным образом отдельные частные компании. Уровень субсидирования ископаемой энергетики в России — один из самых высоких в мире, а по объему прямых субсидий с ней могут соперничать только США. В таких условиях ни у властей, ни у энергетического сектора пока нет убедительной мотивации для принятия соответствующих мер.

Усложняют развитие отрасли в России и ограниченный доступ к долгосрочному заемному финансированию для модернизации производства, и отсутствие обязательных стандартов по теплозащите зданий, и сложившиеся поведенческие стереотипы населения, а также его низкая информированность. Это подтверждают и авторы«Долгосрочного прогноза развития энергетики мира и России до 2040 года», выпущенного Институтом энергетических исследований РАН. Они считают, что на сегодня в стране нет условий для снижения энергоемкости экономики. Дешевизна газа «уменьшит экономические стимулы к энергосбережению и использованию нетрадиционных возобновляемых источников энергии. В результате кризис не только на три года прервал позитивный процесс снижения энергоемкости ВВП, но и замедлит его в перспективе», констатируют эксперты.

"Во всем мире локомотивом развития, помимо IT-технологий, является зеленая энергетика. Туда направляются основные инвестиции, там создаются новые рабочие места, регистрируется наибольшее количество патентов, опережающими темпами растут мощности. Но у нас ничего подобного не наблюдается. Да и законодательство этому не сильно способствует«,— считает гендиректор Центра экологических инвестиций Михаил Юлкин. По его мнению, игнорирование данного «локомотива развития» обрекает российскую экономику «на стагнацию, если не на дальнейшее экономическое съеживание».

Как пояснила Татьяна Ланьшина, в настоящее время власти «прорабатывают возможность господдержки микрогенерации за счет ВИЭ». По ее словам, реализация проектов ВИЭ идет достаточно медленными темпами и отстает от планов — по крайней мере на оптовом рынке электроэнергии и мощности. «Стратегия «подождать, пока ВИЭ победят по издержкам, а затем присоединиться к мировому тренду» вряд ли может быть выигрышной для России, поскольку к тому моменту у нашей страны не будет ни своих разработок, ни своих состоявшихся компаний",— предупреждает эксперт.

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен.