«Следующее поколение будет аналоговым»

Если ты получаешь звание «Человек года» Русского географического общества, диплом тебе вручает президент России Владимир Путин, такова традиция. Константину Богданову — вручил, а потом опустился с ним на дно Балтики, к затопленной подлодке. Недавно Константин Богданов получил премию «Хрустальный компас», которую называют «Оскаром для географов». Дело, которое начиналось как игра, — поиск затонувших кораблей — стало мощным государственным проектом. Константин Богданов решил вернуть людям прошлое — и изменил настоящее. Так вообще бывает? Plus‑one.ru с ним об этом поговорил.

Приближение Ивана Грозного

— Ты возвращаешь людям историю, но нуждаются ли они в этом? Наступает, как писал Фрэнсис Фукуяма, конец истории. Мне одна учительница рассказывала: «Дети верят, что ГУМ построил Иван Грозный». И это не помешает им вырасти сисадминами, охранниками, курьерами, словом, добрыми гражданами постиндустриального мира.

— Как-то давно, когда я готовился к поступлению в институт, открываю учебник новейшей истории. Про Олимпиаду-80, Брежнева, Андропова, Горбачева, ГКЧП. И я подумал: «Стоп, разве это история? Это моя жизнь, мои воспоминания, я все это видел». Теперь представь, что человек родился в 2000 году и ему сейчас, стало быть, 21 год. Для него Ельцин — это далекое прошлое, Сталин и первые пятилетки — вообще античность какая-то. Но у него есть своя история, которую он переживает в моменте. Никакого «конца истории» нет, люди жили и всегда будут жить внутри истории, мыслить исторически.

Другое дело, что для горожанина история — это «прошлое», а в глубинке, где живут большими семьями и дед вечерами рассказывает о своей жизни, пока внуки делают уроки, прошлое как бы происходит прямо сейчас. Скажем, города и поселки вокруг Рыбинского водохранилища — они пропитаны рефлексией о затопленных землях, потерянном рае, граде Китеже. Для многих это даже какой-то морок, они живут в прошлом, и лишь немногие могут сбросить с себя гипноз воспоминаний и начать действовать.

— Злопыхатели говорят, что вся Россия не наглядится на свое прошлое, а в будущее пятится вперед спиной.

— По-моему, идея строить будущее без прошлого давно выкинута на свалку. Заметь, как Илон Маск трепетно чтит память Юрия Гагарина и отмечает годовщины прежних космических достижений. Другое дело, что каждое поколение «переваривает» прошлое по-своему. Взять «Бессмертный полк» — это движение породили не 1960-е годы, и не 1980-е, а именно наше время. И оно ведь родилось «внизу», это чисто народное явление — и стало всемирным. То есть получается, нашему поколению, нашему времени это было надо, жгла какая-то потребность изнутри.

Вернемся к твоей учительнице. Ее ученики не забыли Ивана Грозного, просто у них все смешалось. Иван Грозный даже приблизился еще немного, и это он развалит СССР. В чем тут дело? Фэнтези, выдуманные миры? Цифровая модель потребления информации, когда тебе до Грозного один клик и до ГУМа один клик? Я не знаю.

Лифт не работает

— Что из этих цифровых людей вырастет к условному 2030 году?

— При условии, что не будет войны?

— Да.

— Это поколение «выстрелит». Я вижу огромное количество молодых россиян, которые получают образование у нас или на Западе и двигают науку в России. В 1990-е над такими смеялись. Модно было быть циничным и практичным. Сейчас модно быть увлеченным и интересным. Прямо сегодня, сейчас, мы видим рядом с собой людей, которые продолжат развивать нашу Родину. Если только им не надают по рукам, не отобьют желание.

— А надают?

— Тонкий вопрос. Сейчас много говорят, какой в СССР был замечательный социальный лифт. На деле он работал не так уж замечательно, но сейчас нет никакого. И это честнее, что ли. Никто тебе ничего не обещает. Чтобы чего-то добиться в сегодняшней России, надо очень сильно этого хотеть. Быть жестко мотивированным. Возможно, именно так работает современный социальный отбор: наверх пробиваются немногие, но они прямо ух. Хотя, безусловно, это еще и заслуга старшего поколения, которое сохранило традиции наставничества и передачи опыта.

— Ты прекрасно знаешь, что стартовать из глубинки, оставаясь там, практически нереально.

— Я часто бываю в Брейтовском районе Ярославской области. Разговоры с местными всегда одни: «Видишь, Костя, тут остался тот, кто не смог уехать. Они нарожали детей. Из этих детей остались те, кто не смог уехать. Ты представляешь, Костя, КТО тут остался?» Я-то представляю. Но я уверен: те, кто уехал, скоро начнут возвращаться. Не все, кто-то. И это будет очень круто для русской глубинки. И сейчас самое время для того, чтобы создать условия для самореализации этих людей, поверить в них.

С другой стороны, а ты хочешь, чтобы совсем по рукам не давали? Теплицу такую? Так не было, и так не будет. Вот у меня был опыт госслужбы. В рамки запихивали? Еще как. Но я познакомился с невероятно крутыми людьми. Я смотрел, как они ведут переговоры, планируют реформы, я учился. И потом мне это очень помогло. Когда я начинал свои проекты, я уже понимал, как искать финансирование, как собирать команду.

Расскажу такую историю. 2010-й, кажется, год. Мы ныряем в Новороссийске и находим корабль. Звоню телевизионщикам, они заинтересовались. И надо же такому быть, в Новороссийск приезжает Владимир Путин. И телевизионщики мне говорят: «Владимир Путин — это первая новость, а две новости из региона, старик, нам поставить никто не даст». И четыре съемочные группы разворачиваются и просто уходят. Провал, наверное? Но я тогда подумал: «А вот хорошо бы сложилось так, чтобы Владимир Путин со мной нырнул на затопленный корабль». И в 2019-м так и произошло.

Новое аналоговое поколение

— Я запомнил твою оговорку: «при условии, что не будет войны». Как считаешь, война будет?

— Мир становится агрессивнее. Но поразительно, что люди-то агрессивнее не стали. Мы постоянно работаем с финнами, эстонцами, болгарами, да с кем только не работаем. Мы ведь ныряем и в экстерриториальных, и в чужих водах. Везде очень уважительное отношение и к памяти погибших моряков, и к совместной работе. Трения бывают, но чисто бюрократические. Ты — русский, твоя страна токсичная, иди отсюда — нет такого. Страны объявляют друг друга врагами, а люди-то нет.

— Ощущение агрессивности и тревоги еще и от пандемии?

— Пандемия невероятно изменила мир. Идешь по Москве — вроде все как прежде. Но ты знаешь, что это обманчиво. Да, человечество переживало еще более страшные пандемии. Вставали, вытирали слезы и шли дальше. Но тогда не было единого информационного пространства. Ощущение какого-то рока, безысходности приходит само собой, когда пытаешься проанализировать картину по СМИ.

— Раз заговорили о едином информационном пространстве, давай неожиданно вернемся к пассионарной молодежи. Ты говорил, что следующее поколение «выстрелит», но не сломит ли его дух тотальная цифровизация вместе с еще более тотальным цифровым контролем?

— Контроль был всегда, и «большой брат» никогда не дремал. Раньше мужики сидели у подъезда, играли в домино, ругали власть, и все, что они говорили, волшебным образом оказывалось в нужных папках. Информационные технологии лишь упростили сбор данных. Но я думаю, что новое поколение будет более аналоговым.

У меня есть знакомый, который живет в гугле. Он даже разговаривать без пометки в гугл-календаре не будет. Я его спрашивал: «Как ты можешь доверять свою жизнь каким-то серверам?» Он: «Да там супернадежная защита, даже если упадет ядерная бомба, сервера сохранятся». И все в таком духе. Сегодня мы видим, что любая страна, скажем Россия, может взять и замедлить гугл. С другой стороны, любую страну и любую персону, даже президента США, могут отрезать от цифрового рая. И где эти сервера?

Меньшинство изменяет большинство

— Я вижу, что молодежь не вылезает из гаджетов, а ты говоришь об аналоговом поколении.

— Я не очень люблю обобщения. Но у людей пробудился интерес к «примитивным» технологиям. Прясть веретеном. Печь самодельный хлеб. Варить собственное пиво. Причем это все успешные люди. Сделали карьеру, «сожрали» конкурентов, подняли денег, посмотрели в окно офиса — там соловей поет, и жизнь проходит мимо.

Реальность невозможно подогнать под тренд. Большинство людей в мире думают о том, как бы поесть досыта. И ты считаешь, что они подходят под определение «цифрового поколения»?

— Пока одни умирают с голоду, другие отказываются на кассе от пакетов и сортируют мусор. Как ты думаешь, «зеленая» мода пройдет, рухнет под напором жестокой реальности?

— Большинство людей потребляет и будет потреблять дальше. Ты говоришь о ничтожном слое людей. Что это за люди? Те, которым стало стыдно. Совестливые. Да, в принципе, они продолжают жить, как жили. Но они хотя бы осознали, что так жить нельзя.

Могут ли они что-то изменить? Да. Потому что реальное действие — высшая форма убеждения других: «Посмотрите, я делаю так». Со временем поведение большинства неизбежно начинает копировать действия убежденного меньшинства.

Человек предполагает

— Ты видишь реальное море чаще, чем большинство людей. Оно действительно гибнет, как об этом рассказывают экологи?

— Сейчас модная тема — пластик. Действительно по берегам островов Финского залива очень много пластикового мусора, который выбрасывается штормами. Но не было такого, что на меня выныривали дельфин или нерпа: «Костя, спаси, я наелся пластика».

Действительно жуткая проблема, о которой не пишут: сети. Я хочу всерьез заняться этим вместе с Русским географическим обществом. Как-то в Балтийском море мы ныряли на суда, погибшие в 1941 году, и я увидел пять мертвых запутавшихся в сетях нерп. На Рыбинском водохранилище — китайские сети-путанки. Браконьер поставил, штормом разметало, но браконьер не вернется, чтобы за собой убрать. Эти сети будут убивать рыбу не одно десятилетие.

— Мы говорим с визионерами о будущем, но я поймал себя на мысли, что футурологи не спешат вписывать в будущее реальных себя. Представим, что тебе 60 лет, будущее уже наступило; как ты видишь этот мир, и себя в нем?

— Бесполезно строить планы. Летом 1941-го на Балтике случилась Таллиннская трагедия: фашисты за два дня утопили на минах и самолетами более 15 тыс. человек, 62 корабля. Сейчас мы туда ныряем, составляем карту гибели этих кораблей. И знаешь, в Эстонии жив человек, который плыл на одном из погибших транспортов и чудом спасся. На его судне погибло около полутора тысяч, спаслось человек семьдесят. Он рассказывал, как женщины хватали детей, прыгали в воду, как боролись за жизнь, как тонули. Вместе с сотнями других людей. А он прожил долгую, интересную жизнь, принес много пользы своей стране. Как тут загадывать?

Пока моя цель — закрыть раны, нанесенные войной. При поддержке «Транснефти», Русского географического общества, Фонда президентских грантов удалось вывести проект на международный уровень и собрать эффективную и мотивированную команду. Что потом? Я бы хотел принести какую-то пользу обществу, но как именно — время покажет. Делаю свое дело, смотрю на горизонт и стараюсь заглянуть за него.

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен.