Мария Черток, «КАФ»: «Чтобы благотворительность стала нормой жизни, о ней нужно открыто говорить»

По данным исследования Фонда поддержки и развития филантропии «КАФ», в этом году благотворительность охватила две трети россиян. Однако многие по-прежнему полагают, что быть благотворителем означает «принадлежать к некоему закрытому сообществу гиперактивных людей».

«+1» поговорил с директором Фонда поддержки и развития филантропии «КАФ» Марией Черток о том, что вовлекает людей в благотворительность, и чего ей не хватает, чтобы стать органичной частью социальной жизни.

— Открывая Общероссийский гражданский форум, Алексей Кудрин сообщил, что в России идет активное развитие гражданской инициативы. Вы согласны с его словами?

— Да, скорее всего, так и есть. Что подтверждает и последние наше исследование: 67% россиян так или иначе участвовали в благотворительности. Заметен некоторый эффект накопленной инерции: третий сектор очень многое делал в последние годы, чтобы это случилось, чтобы гражданское общество развивалось. (Третий сектор — сектор экономики, включающий в себя организации, не относящиеся к числу государственных, муниципальных или учреждений бизнеса. Их в РФ называют некоммерческими, негосударственными или бесприбыльными. — Прим. ред.) Мы видим, что сейчас молодежь вовсю включается в благотворительность и волонтерство. Пожилые люди в последнее время тоже активно участвуют в разных форматах, которые становятся удобнее и доступнее. Насколько это действительно расцвет — судить не берусь, но то, что гражданского участия в решении проблем общества становится больше — это точно.

— Как полагаете, это стрессовая реакция на то, что государство не всегда справляется с социальной функцией?

— Все, как обычно, противоречиво. С одной стороны, особенно это заметно на отдаленных территориях и в глубинках: филантропия — реакция местных жителей на то, что в их жизни ничего не происходит и не меняется. Они понимают, что помощи ждать особо неоткуда, и мобилизуют собственные силы.

С другой стороны, государство ведь тоже стимулирует активность. Плюс выстраивается некое сотрудничество с госсектором: организуются общественные советы при правительстве, которым удается решать насущные проблемы. Пример — Совет по вопросам попечительства в социальной сфере при Ольге Голодец (заместитель председателя правительства РФ. — Прим. ред). При его участии очень многое удалось сделать в развитии паллиативной помощи, например.

Или та же ситуация с президентскими грантами: да, хорошо, что в третий сектор пришло столько денег от государства. Однако это может рождать у НКО ложные стимулы — будто получение этого гранта равно признанию качества и востребованности работы. Мне кажется, что важно не забыть в этой ситуации миссию организации, не утратить способность вовлекать людей в свою работу и не потерять независимость, автономность сектора.

— Результаты работы третьего сектора в этом году очень хорошие: если верить последнему исследованию «КАФ», 53% людей делали денежные пожертвования. Превращает ли их это в благотворителей?

— Многие действительно переводят или дают деньги, руководствуясь минутным порывом. Но без этого первого опыта участие в благотворительности не станет системным. 53% — очень большая цифра; массовости НКО, можно сказать, мы добились. Теперь стоит вопрос о качестве помощи, о ее регулярности. Только 1% жертвователей оформляют переводы ежемесячно.

То же самое исследование показало, что каждый пятый занимался волонтерством — то есть помогал организации своим временем, своими силами. Следующая задача — сделать разового донора постоянным. Почва для этого есть: по данным нашего исследования, большинство людей делало пожертвование, потому что их волнует определенная проблема. И из заинтересованности в этой теме может родиться приверженность конкретным организациям, которые данную проблему решают.

— Молодежь, согласно исследованию КАФ, занимается благотворительностью, чтобы изменить жизнь, а старшее поколение — чтобы почувствовать себя лучше. Отражает ли это степень погружения в проблему?

— У молодого поколения — так называемых миллениалов — действительно очень развито ощущение, что они могут влиять на мир вокруг них. Возможно, это связано с цифровизацией, с открытостью мира. С мотивацией старшего поколения ситуация обстоит несколько иначе. И у нашей страны, конечно, есть своя историческая особенность: волонтерство — более молодое, потому что благотворительность в России сама достаточно юна. Но это совершенно не значит, что пожилые в проблемы не вникают.

Возможно, даже наоборот: у старших есть жизненный опыт, они прекрасно представляют себе сложные ситуации вроде потери работы или бедности. Люди в возрасте выходят на пенсию и чувствуют, что у них еще есть заряд энергии, что они многое могут сделать. Поэтому они охотно становятся волонтерами.

Есть и такое понятие — «волонтерство серебряного возраста». В нашей стране оказались популярны формы помощи менее возрастных волонтеров другим пожилым, развивается наставничество; особенно популярна такая форма, как «бабушка на час» (сервис занятости, созданный проектом «Возрасту.нет». — Прим. ред.)

— По популярности на первом месте по-прежнему помощь детям, тут все понятно. На втором — религиозные организации. Как это объяснить?

— Ничего удивительного тут нет, пожертвование остается неотъемлемой частью посещения церкви. Это характерно не только для нашей страны, в других государствах религиозная мотивация еще более распространена.

— Наименее популярными стали области научных и медицинских исследований и тема защиты прав человека. Нам эти проблемы не близки?

— Медицинские исследования, например, в Великобритании — самая модная тема для частных пожертвований. Но в России люди намного сильнее озабочены конкретной медицинской помощью тем, кто в ней нуждается. С другой стороны, лет 5 назад никого не интересовала помощь пожилым людям. Или, например, 10 лет назад и представить было сложно, что кто-то захочет жертвовать на паллиативную помощь. Неизлечимо больным людям!

В этом смысле новые темы можно и нужно привносить в общественную повестку. Это становится возможным, если за ней стоит деятельность, которая людей впечатляет и вдохновляет, в которую они могли бы включиться.

— Как преодолеть ощущение, что люди не способны самостоятельно добиться перемен к лучшему?

— Мы недостаточно знаем о тех победах, которые некоторым удалось одержать. Рассказывать о них должны СМИ, НКО, сами россияне. У нас ведь не принято делиться даже с родными своим участием в благотворительности. Мы стесняемся, не хотим хвастаться, боимся, что кто-то не поймет. О благотворительности нужно открыто говорить — только так она может стать нормой жизни. Такие мероприятия, как #ЩедрыйВторник, — как раз про то, чтобы рассказать о победах.

— #ЩедрыйВторник — зарубежная технология. Как она приживается в РФ? В СМИ просочилась информация, что в 2017 году мероприятие установило новый рекорд.

— Пока рекорды ставить несложно: #ЩедрыйВторник в России прошел всего лишь второй раз. Но действительно, в этом году у мероприятия было 1865 партнеров, это ровно вдвое больше, чем в 2016-м. По нашим подсчетам, более 2000 мероприятий прошло в 227 населенных пунктах в 40 субъектах России. То есть, полстраны охвачено, но еще половина осталась. Сколько людей участвовало, сколько денег было собрано — это подсчитать почти невозможно. Мы уже попросили наших партнеров поделиться цифрами, но они точно будут неполными. В этот день в соцсетях в топе весь день был хэштег #ЩедрогоВторника. Рост онлайн-пожертвований был почти двухкратный, также практически в два раза увеличилась сумма переводов.

— Мероприятие выполняет свою миссию по вовлечению людей?

— Наши зарубежные коллеги на основе своего анализа утверждают, что новые доноры, который впервые сделали пожертвование в #ЩедрыйВторник, остаются с организацией надолго. В России пока статистики маловато, чтобы делать подобные утверждения. Но #ЩедрыйВторник работает не только на привлечение новых сторонников или на фандрайзинг: организация учится новым инструментам коммуникации и успешным практикам проведения мероприятий и привлечения сторонников. В этот день у них есть шанс попробовать обратиться к аудитории на другом языке, запустить активность в социальной сети. И в дальнейшем эти инструменты отлично применяются и прекрасно работают весь год.

— Можете назвать кейсы с этого #ЩедрогоВторника, которые вам запомнились?

— Лично мое самое яркое впечатление от #ЩедрогоВторника — целый день акций, фандрайзинговых и не только, в центре «Благосфера» в Москве. С утра до вечера посетители могли попробовать себя в фасовке продуктов для подопечных банка продовольствия «Русь», купить вкуснейшую выпечку в пользу фонда «Детские сердца», подписать новогодние открытки и создать видеопоздравления для бабушек и дедушек в домах престарелых, принести подарки для бездомных животных из приюта, сфотографироваться для Недели признаний и сделать еще множество добрых дел. Это был настоящий праздник, который организовали совместно больше десятка ведущих НКО Москвы. И я уверена, что он стал важным и приятным опытом для очень многих.

Есть отличные примеры и в корпоративном мире: например, группа компаний Х5 Retail Group (магазины «Пятерочка», «Перекресток», «Карусель» и др. — Прим. ред.) запустили возможность покупать продукты в интернет-магазине в адрес фонда продовольственной помощи (Фонд «Русь», сайт корзинадоброты.рф. — Прим. ред.) Там же можно подключить ежемесячную покупку, как с денежными переводами, и каждый месяц покупать нуждающимся бутылку масла, пакет гречки... По-моему, это потрясающая идея.

— Появились у нашего #ЩедрогоВторника какие-то самобытные черты?

— Технология, конечно, до сих пор адаптируется, а мы ищем новые подходы. Потому что прямой механический перенос иностранного опыта не «работает», да он и не нужен. Например, мы придумали «Неделю признаний», которая предшествует #ЩедромуВторнику. Люди в соцсетях рассказывают о добрых делах: это — очень мощный инструмент, в 2017 году около 10 000 пользователей сделали свои признания. Он работает в обе стороны: и на то, чтобы люди видели, что быть благотворителем легко, и на получение голосов поддержки для НКО.

Еще активно участвуют бюджетные учреждения: центры социального обслуживания, школы, районные библиотеки. Есть очень трогательные истории, когда школьники целыми классами участвуют в благотворительности и рассказывают об этом в рамках Недели признаний.

— Половину населения благотворительностью охватили, но осталась вторая половина. Чего не хватает НКО сегодня?

— Я читаю посты зарубежных благотворительных организаций в сети после #ЩедрогоВторника. Они пишут о результатах своих акций, благодарят участников. У нас что делают? Пишут: «Мы провели #ЩедрыйВторник». Культура коммуникации НКО с людьми пока не очень развита, и это мешает. Мне кажется, хорошей идеей было бы после #ЩедрогоВторника устроить #БлагодарныйЧетверг и сказать «спасибо» всем участникам.

В России есть этакий официозный стиль в общении с аудиторией: формализм и даже немного высокомерия. Понятно, откуда это идет: от привычки общаться с госструктурами. Плюс коммуникация и пиар — то, чем НКО занимаются по остаточному принципу, потому что не хватает ресурсов. К тому же иногда им кажется, что и так все понятно; это не так. Аудиторию надо увлекать, помогать ей, вести, объяснять. Коммуникация — то, чему НКО сегодня необходимо учиться. И достичь результатов в этом можно только постепенным, упорным трудом.

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен.