На языке прогресса

Язык не только отражает, но и формирует нашу реальность, считают ученые. Слова, еще не успевшие проникнуть в словари, становятся маркерами современности. Plus‑one.ru попросил журналистку и соосновательницу фестиваля «зеленого» документального кино ECOCUP Анастасию Лаукканен рассказать, что привнесла в нашу речь эпоха климатического кризиса, устойчивого развития и гендерного равенства.

События мирового масштаба меняют нашу жизнь и вслед за ней — наш язык. В нем отмирают архаичные понятия и появляются новые, созвучные времени. Философы и лингвисты считают этот процесс двусторонним. Давая названия новым явлениям, мы придаем им новый импульс развития. Реальность формирует язык, язык формирует реальность. Расскажем о заметных языковых трендах последних лет.

«Климатический кризис» вместо «изменения климата»

В мае 2019 года британская газета The Guardian объявила, что меняет свой глоссарий. Вместо выражения «изменение климата» (climate change) авторам и редакторам советуют использовать: «чрезвычайная климатическая ситуация», «климатический кризис» или «разрушение климата» (climate emergency, crisis, breakdown).

The Guardian объясняет, что новые термины призваны точнее и понятнее для читателя описывать сложившуюся ситуацию. Используемая лексика должна передавать всю серьезность экологического кризиса и подчеркивать, что климатический вопрос требует безотлагательных мер.

Как отметила главный редактор The Guardian Кэтрин Вайнер, термин «изменение климата» верен с научной точки зрения, но слишком нейтрален: «Выражение „изменение климата“ звучит достаточно пассивно и мягко. Тогда как ученые говорят о настоящей катастрофе для всего человечества».

Социальный психолог Сандер ван дер Линден, директор Cambridge Social Decision-Making Lab, в своем комментарии журналу BBC Science Focus высказал аналогичную точку зрения: использовать более сильные слова и выражения для описания климатических изменений — это способ побудить людей к действиям. Словосочетание «climate change» такой реакции не вызывает. «Сам факт того, что что-то меняется, не означает, что я должен принимать какие-то меры», — отметил ван дер Линден. Выражение «климатический кризис», по его словам, вызывает необходимое ощущение тревоги, но без излишней катастрофичности, поскольку в сознании людей понятие «кризис» обычно предполагает возможность разрешения.

Многие ученые настаивают на использовании термина «антропогенный климатический кризис», то есть кризис, вызванный, спровоцированный человеком.

Шведская активистка Грета Тунберг призывает не маскировать проблемы дипломатичными выражениями: «Сейчас 2019 год. Не пора ли уже отказаться от выражения „изменение климата“ и начать называть вещи своими именами: разрушение климата, климатический кризис, чрезвычайная климатическая ситуация, разрушение окружающей среды, экологический кризис, чрезвычайная экологическая ситуация?»

Среди других изменений в глоссарии The Guardian: «человек, отрицающий данные климатической науки» (climate science denier) вместо «климатический скептик» (climate sceptic); «дикая природа» вместо абстрактного «биоразнообразия»; «популяция рыбы» вместо «рыбных запасов».

The Guardian также обновила требования к фотоиллюстрациям в материалах о климатическом кризисе: рекомендуется чаще использовать изображения людей, показывающие, как изменения климата влияют на их жизнь, и реже — фото белых медведей и тающего льда, уже ставшие своего рода «стандартом».

Отказ от «милитаристской» лексики

Те, кто читают «вести с полей» «битвы с изменением климата», привыкли к выражениям, заимствованным из военного словаря. Такая лексика — выбор не только журналистов, но и политиков. Александрия Окасио-Кортес, член Палаты представителей США от Нью-Йорка, вслед за Альбертом Гором призывает страну к мобилизации на борьбу с климатическим кризисом «в духе Второй мировой».

Подобную риторику в прессе используют часто. Среди прошлых и сегодняшних «войн» — война с бедностью, с наркотиками, с ожирением и, конечно же, с терроризмом. Те, кто призывают к мобилизации, надеются пробудить в читателях готовность к героическим поступкам и жертвам, ненависть к врагам и желание изменить свою жизнь ради высшей цели.

Но у такого подхода есть и обратная сторона. По мнению американского лингвиста Деборы Таннен, военные и спортивные метафоры учат нас смотреть на мир исключительно через призму конфликта, а это ограничивает наше коллективное воображение и мешает решать комплексные проблемы.

Если борьба с изменением климата — это действительно война, то можно не сомневаться, кто в ней побеждает. Несмотря на призывы ученых и активистов, за последние 50 лет выбросы парниковых газов только росли, как и темпы добычи угля и нефти, вырубки лесов и загрязнения Мирового океана.

«Мы» явно проигрываем «им», но кто наши демонические и бесчеловечные враги? В этой истории человечество борется против человечества и против природы. И человечество на другой стороне тоже искренне верит, что оно работает и тоже борется: за экономический рост и процветание, за будущее своих детей и своей страны, за прогресс и успех.

Если считать, что «мы» — сознательные экоактивисты (или те, кого вы считаете нужным включить в команду «хороших») — воюем с «ними» — например, директорами нефтяных компаний или главами корпораций, — то, как подробно объясняет в своей книге «Климат. Новая история» Чарльз Эйзенштейн, мы обречены. «„Они“ — мастера войны. У них есть оружие — пулеметы, бомбы, деньги, государство, построенное на тотальной слежке, подконтрольная пресса, все необходимые политические механизмы. Если надежда еще остается, должен быть другой путь. Не потому ли столько закаленных опытом активистов предаются отчаянию после десятилетий борьбы? Дорогой читатель, неужели вы думаете, что можно победить необъятную военно-индустриально-финансово-аграрно-фармацевтическо-НКОшно-образовательно-политическую машину, играя по ее собственным правилам?»

Эйзенштейн предлагает посмотреть на проблему системно и философски: «Экологический кризис призывает нас к более глубокой революции». Она предполагает понимание «взаимосвязанности всех вещей».

Искоренение сексизма и употребление феминитивов

Самые противоречивые попытки изменения языка связаны с феминизмом. Именно они в разной степени затронули практически все языки и вызвали больше всего споров и сопротивления.

Разговор о феминитивах — старше, чем кажется. «Феминистскую лингвистическую реформу» связывают со «второй волной феминизма» в западных странах в 1960-1970-х годах. Именно тогда феминистки начали привлекать внимание к гендерной предвзятости в языке. Например, в английском слова «человек» и «мужчина» могут обозначаться одним словом, почти во всех языках с грамматическим родом местоимение «он» по умолчанию используется для обозначения человека любого пола, а «они» мужского рода — для обозначения смешанной компании мужчин и женщин (в итальянском, французском, польском, арабском).

Только в последнее время в некоторых языках закрепляется осознанное употребление местоимений, когда вместо «он» по умолчанию либо уточняется, о каком именно поле идет речь, либо упоминаются оба. Так, например, в англоязычной прессе теперь можно встретить «he/she» или «s/he» через слэш — как обозначение человека, чей пол неизвестен. В шведском языке появилось новое местоимение — «hen» — для случаев, когда род неизвестен или когда человек предпочитает не определять себя как мужчину или женщину. В Швеции, кстати, феминистское лингвистическое планирование (еще одно название феминистской лингвистической реформы) введено на государственном уровне.

Многие идиомы и языковые конструкции содержат непреднамеренный повседневный сексизм. На русскоязычном сайте ООН есть целое руководство, где описываются приемы и стратегии, призванные помочь сотрудникам Организации Объединенных Наций учитывать в речи требования времени.

Первый пункт призывает «избегать дискриминационных высказываний, выражений с негативным оттенком и формулировок, подразумевающих гендерную предвзятость».

Например, не использовать такие выражения, как:

А вместо выражения «мужчины помогают по дому» предлагается говорить: «мужчины выполняют работу по дому».

Руководство рекомендует простой, но эффективный способ выявления дискриминационных выражений: нужно изменить мужской род на женский или наоборот. «Приведет ли изменение рода к изменению значения или смещению акцента в предложении? Будет ли из-за этого предложение звучать странно?»

Например:

А если дискриминационную лексику используют окружающие, попросите человека подумать, «не закрепляют ли такие высказывания и шутки гендерные стереотипы и не обижают ли они других людей».

Такие «шутки» — маркеры архаичного агрессивного поведения. Турецкая фраза «Ты будешь принадлежать или мне, или земле» как бы «закрепляет» право мужчины на убийство женщины в случае отказа в отношениях. В сегодняшней Турции бушуют протесты против фемицида — преступлений на почве ненависти по признаку пола и гендера. «Ты будешь принадлежать или мне, или земле» сходно с русским «Так не доставайся же ты никому».

В отличие от осознанного использования мизогинических выражений, не вызывающего откровенного протеста, феминитивы в названиях профессий в любом языке с грамматическим родом становятся причиной громкого недовольства. И носители русского, и носители итальянского возмущаются, что феминитивы «уродуют» язык, бесполезны и навязчивы.

Появление и развитие феминитивов происходили по мере постепенного вхождения женщин в разные профессии. В конце XX и начале XXI веков, когда большинство профессий перестали быть только мужскими, возникли острые проблемы, связанные с использованием феминитивов. Бурные дискуссии вызвала необходимость в точном словарном обозначении «президента-женщины», «врача-женщины» или «редактора-женщины», в идеале — без нарушения грамматических норм и красоты звучания и без неформального значения с признаками унижения.

Суффикс «-ка» — это стандартная продуктивная суффиксальная модель словообразования. То есть формально слова «авторка», «редакторка» или «координаторка» не нарушают языковых правил, хотя все еще не закреплены в словарях. (В украинском языке феминитивы прижились несколько лучше, и большинство украиноязычной прессы сегодня их использует).

Феминитивы вызывают любой спектр эмоций, кроме равнодушия. Одни настаивают на их использовании в устной и письменной речи, в прессе, в официальных наименованиях, а другие, часто не менее настойчиво, высказываются против. Любым языковым изменениям нужно время, и сейчас невозможно сказать, насколько новая лексика приживется.

При избегании феминитивов сегодня используют глагол для обозначения рода: «врач прописала», «посол представила».

Эпоха устойчивого развития предлагает переосмыслить устройство общества и отношения человека и природы на новом уровне, найдя системные выходы из глобального кризиса. Будущее — за устойчивостью. То, каким оно будет, во многом зависит от нашего нового языка.

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен.