Журналист Евгений Арсюхин — об эксплуатации социофобов в современной России. Как помочь таким людям отстаивать свои права? Кто займется решением проблемы и привьет «покорным» чувство собственного достоинства?
В России непросто живется людям с инвалидностью, старикам и малообеспеченным. Но об их бедах хотя бы говорят. Государство хотя бы на бумаге считает себя обязанным о них заботиться. Но рядом с нами живут те, положение которых, на мой взгляд, — совершенно катастрофическое, в том числе потому, что на них не распространяются программы господдержки, об их проблемах молчат СМИ, а они сами никак не институциализированы и сражаются с действительностью как умеют. Это — социофобы, крайние интроверты, словом, те, кому сложно общаться с другими.
Вот только несколько историй, свидетелем которых я был сам в последние месяцы.
Молодая женщина, лет 25, с высшим художественным образованием, подрядилась перед Новым годом разрисовывать открытки. Те, которые продаются в хипстерских лавках рублей за пятьсот, а то и дороже. Ручная работа, двух одинаковых нет. Договора с девушкой не заключили, а она постеснялась потребовать. Три месяца по девять часов в день рисовала она эти открытки, сотни и сотни открыток, да притом стоя (такова технология). После Нового года художницу вышвырнули из фирмы, заплатив... 5 тысяч рублей. За три месяца. Я ей говорю: «Давай устроим им армагеддон». Нет, категорически нет. Забилась в угол, плачет, страшно боится, что об этой истории кто-то узнает. А вдруг что случится? Что именно? Да что угодно. С телевидения позвонят, из прокуратуры, из трудовой инспекции. Любое общение с внешним миром дается этой девушке с огромным трудом. Теперь она будет искать новую работу — представляете, сколько ей потребуется времени, с учетом особенностей характера.
А те, что ее нанимали? Эти ребята — на коне. Я не сомневаюсь: они поступили с ней так, потому что поняли, что с ней можно так поступить. Более того, я уверен, что они сознательно набирают таких: бессловесных, как она, обездоленных, мигрантов без паспортов, нищих художников из провинции. Вот вы приходите на хипстерский базар. Мальчики с бородами, девочки в домотканом. Тут — улитки со стразами, там — деревянные поделки, здесь — волосатики в дудочку дудят. Лампово и крафтово. И ведь в голову не придет, что кто-то из этих предпринимателей использует рабский труд. Мы так переживаем, что где-то в Африке — подумать только, рабы. Мы собираем подписи и даже иногда перечисляем средства. Прямо сердце жжет: как бы не купить джинсы, при производстве которых использовался рабский труд. А тут, получается, враг-то притаился там, где и не думалось.
Думаете, это единичный случай? Недавно руководитель такого «лампового» бизнеса искала себе «помощника» с помощью соцсетей. Описала обязанности: судя по ним, требовался функционал исполнительного директора. Работа — ненормированная, без выходных, отпусков и контракта, зарплата — 5 тысяч. «Мы же стартап». В соцсетях ее, конечно, разнесли. А ей что? Утерлась и пошла искать дальше. И наверняка найдет. Может, даже нашу героиню.
Василий, 24 года. Программист от Бога. Но интроверт классический. Живет в съемной квартире на окраине Москвы. В помещении — специфические холостяцкие запахи. В большие конторы Василий даже не пытался устраиваться: «Там все по знакомству». Настоящая причина — то, что придется ходить на работу. Общение с людьми доставляет Василию почти физические страдания. Он работает из дома. Берет заказы у небольших компаний, не торгуется. Василия кидают. Лишь процентов 10 его клиентов говорят: «Что ты так мало берешь за работу? Давай вот столько-то». Процентов 40 заказчиков платят, сколько запросил Василий. Остальные — кидают. «Тебе не надоело своим трудом кормить этих наглецов?» — спрашиваю Василия. В ответ — так, мол, устроен мир. И с этим трудно поспорить. Мир устроен именно так.
Глеб, 17 лет. Живет с матерью, отца нет. Мать рассказывает: когда Глеб идет в магазин, получает денег ровно под расчет. Потому что сдачу ему не дают никогда. Считают, что он «странненький», а с убогим что церемониться? Сказать по правде, мама Глеба и сама — не гуру нетворкинга. Он от нее свои странности, наверное, и унаследовал. Тем не менее однажды мама Глеба пошла разбираться. Ей смеялись в лицо. «А что ты своего дурачка посылаешь? Сама ходи». Речь идет о небольшом магазине «возле дома». В супермаркеты Глеб не ходит, потому что там много людей. Я представляю владельца этого магазина, который строчит очередную жалобу в правительство: зажимают малый бизнес, НДС подняли, цены на аренду задрали, душат нас, несчастных. Я бы такой малый бизнес, конечно, прихлопнул, и руки бы вытер. Но как выявить таких, и что им предъявить? Ни Глеб, ни его мама никогда даже не заикнутся о своей беде. «А вдруг что».
Провинциальный колледж. Платное отделение. Специализация — дизайн. Пришла пора девушке — назовем ее Вика — сдавать дипломную работу. Создала арт-объект, навеянный творчеством Васнецова. Потратилась на материалы, да и труда — несколько месяцев. Получилось красиво. Однозначно «пять», но... работу предлагают выкупить. За 25 тысяч рублей. Таких денег у Вики нет. Работа остается в колледже и, вероятно, будет продана — возможно, даже на благотворительном аукционе (хотя, скорее, где-нибудь в Измайлово). Спрашиваю Вику: «Странная практика. Ты бы узнала у ректора — или кто у вас там главный, не обманули ли тебя». Стоп, о чем я, Вика же тоже из интровертов. И ее ждет судьба той девушки, с которой мы начали этот рассказ.
Этот мир создан для наглых — нравится нам это или нет. Наглым в нем хорошо. Ваши права ущемили? Идите и требуйте. Жалуйтесь. Рвите глотку в эфирах телеканалов. Пишите слезливые посты в соцсетях, и тут же — карта Сбербанка для сбора средств. Кроткие несут свой крест молча.
Много ли таких людей? Конечно, статистики нет: не переписывали в России (да вряд ли и в мире) интровертов. Но по наблюдениям — и вы наверняка со мной согласитесь — очень много. «Странные» были всегда — можно вспомнить повесть и фильм «Чучело», — и их всегда травили. Но сейчас, кажется, интроверт — едва ли не каждый третий или четвертый. Я воздержусь от попыток разобраться, с чем это связано. Возможно, с атомизацией общества, которая возникла из-за соцсетей. Причины — это отдельная тема. А вот делать-то что?
Конечно, если этих людей направить к психиатрам, они что-нибудь «найдут». Это их работа, «найти». А тут тебе и таблетки, а может быть — и что-то потяжелее. Но это тупиковый путь, который попахивает карательной психиатрией. Ведь сами эти люди не хотят обращаться к врачу, опасности для общества не представляют (скорее, наоборот, общество представляет опасность для них) и на самом деле не больны. Речь идет именно об особенностях характера, темперамента, социальных навыках, и по этой логике придется лечить, скажем, «грустных» или «флегматичных».
Написать государственную программу? Но она должна обращаться к четко очерченной группе лиц. Скажем, старики — это люди старше такого-то возраста, малоимущие — те, у кого доход ниже такой-то цифры. Каковы критерии в этом случае? Как их формализовать? Вот, есть такой парень, никогда первым не здоровается. Давайте его поддержим. Да, как-то странно.
По факту я часто вижу таких людей в церкви. Она принимает всех, невзирая... да ни на что. В церквях часто прислуживают бывшие уголовники, люди с особенностями развития и, конечно же, те, о ком сегодня шла речь, — «странные». Выглядят счастливыми. В современной России церковь взяла на себя те задачи, за которые государство и общество или не умеют браться, или не хотят. Отсюда вопрос: что может сделать общество?
Мне кажется, пришла пора создать некую институцию, куда смогут обращаться социофобы. По модели тех, что созданы для жертв домашнего насилия. Тут и юристы, которые помогут отстоять права. И эйчары, которые помогут найти работу. Конечно, психологи. Служба знакомств, наконец. Услуги бесплатны, справок не просят, никаких формальностей нет: человеку достаточно заявить о своем желании получить услугу. Вполне посильная задача для многочисленных благотворительных фондов.
Автор: Евгений Арсюхин