«Поколение Z — это миротворцы и пацифисты»

Многие ученые считают, что человечество находится в глубочайшем цивилизационном кризисе. От того, какой путь мы выберем — эскалации конфликтов или мирного сосуществования ради решения глобальных проблем, таких как голод, бедность и надвигающаяся климатическая катастрофа, — зависит наше будущее. Почему людям так сложно усмирить свою агрессивную природу и перестать делить мир на «своих» и «чужих», вместе с Plus-one.ru размышляла директор московского Центра толерантности Анна Макарчук.

Анна Макарчук

«Наступило время человеческого»

— Сегодня общество накалено до предела, особенно явно эта агрессия выливается в соцсетях. Почему нам так легко впасть в ярость?

— Все просто: виновата биология — наш мозг устроен ксенофобически. Представьте себе неандертальца, увидевшего в кустах незнакомый силуэт и решившего не выносить преждевременных суждений, а сначала познакомиться с объектом внимания. Такой неандерталец, скорее всего, не выжил бы и не оставил бы потомства. Нам передались гены от неандертальцев другого типа, которые, если видели незнакомый силуэт, либо кидались на него с дубиной, либо убегали.

Настороженное отношение к иному — часть нашей биологической природы, доставшейся от наших предков. В ходе эволюции она сослужила нашему виду хорошую службу, в противном случае мы бы с вами сейчас не разговаривали.

Поэтому в противовес биологической обусловленности выступает толерантность как одна из самых человеческих ценностей.

— Есть люди, для которых слово «толерантный», наоборот, стало ругательным за последние несколько месяцев...

— Действительно, в турбулентные времена людям свойственно становиться более категоричными и нетерпимыми. Когда рушится привычный мир, наши планы на будущее, мы сталкиваемся с неопределенностью. Для нашей психики находиться в ситуации неопределенности невыносимо, и мы начинаем судорожно создавать определенность, чтобы снова обрести основу, точку опоры. Часто ей становится приверженность определенному мнению или позиции. Она помогает нам понять, где верх, а где низ, отличить правильное от неправильного. Мы опираемся на эти мнения и убеждения и вокруг них воссоздаем свой мир. Подсознательно мы понимаем, что эта наша опора виртуальна, очень уязвима. И мы мобилизуем все свои психические ресурсы на ее защиту. Мы начинаем агрессивно реагировать на людей, имеющих другое мнение, настороженно относиться ко всему отличающемуся — как к угрозе нашему хрупкому миру. Ведь если наша основа будет сломана, мы снова останемся лицом к лицу с неопределенностью.

Работа с выставки-конкурса социальных плакатов «Нам, молодым, небезразлично!»

— Можем ли мы не делить мир на «мы» и «они», на «своих» и «чужих»? Ведь за этим разделением часто следует нетерпимость и даже вражда.

— Здесь опять в игру вступает наш мозг. Его зеркальные нейроны, отвечающие за эмпатию, сопереживание, включаются сильнее, когда человек попадает в категорию «мы»: женщин, психотерапевтов, учителей, собаководов и так далее. У каждого из нас много этих «мы». То есть наш мозг больше сопереживает тем, кого он относит в категорию «мы», и меньше — всем остальным, особенно тем, кто попадает в категорию «чужие». Это означает, что чем выше наша человеческая способность сопереживать, тем более сложной идентичностью мы обладаем, то есть относим себя к большему числу человеческих групп и сообществ.

Главная сложность кризисных времен состоит в том, что наша идентичность из-за турбулентности в социуме сильно схлопывается и часто фиксируется на уровне этноса, к которому мы себя относим. Это очень просто объяснить психологически: нас могут уволить с работы, мы можем потерять друзей, лишиться возможности заниматься хобби, но есть единственное «место» на Земле, откуда нас нельзя уволить, — это наш этнос. Поэтому практически всегда рост нестабильности в любом обществе сопровождается ростом этноцентризма и межнациональных конфликтов — таков закон. И с ним можно работать, только понимая его механику. Человек вновь раскрывает свою идентичность до уровня мироцентризма тогда, когда чувствует себя в безопасности.

— По-моему, чувство безопасности очень субъективно: со временем понимаешь, что все-таки оно больше формируется внутренними факторами, чем внешними.

— Да, в этом-то и вся соль. С одной стороны, вроде бы такой запрос логично направлять ко внешнему миру: а ну-ка, обеспечьте нам безопасность! Но на самом деле, скажу как психолог, — нет. Тот мир, в котором мы живем, — это не тот мир, который нас окружает, а тот мир, который мы воспринимаем, и это восприятие мы можем менять. Конечно, внешние опасность и безопасность существуют, но мы можем корректировать наше ощущение опасности, так как воспринимаем мир через призму своей психики. И тут все средства хороши: от обращения к специалисту до любых самопомогающих практик, которые позволяют почувствовать себя более стабильно. Взрослому человеку важно осознать свою субъектность и свою способность влиять на чувство внутренней безопасности. Без этой опоры наша идентичность схлопывается до совсем маленького мирка.

— Что значит осознать свою субъектность?

— Понимать, что в этом мире я могу что-то менять, совершая те или иные действия. То есть — что от меня что-то все-таки зависит. Противовес этому — комплекс выученной беспомощности, который переживается как объектность, когда я ничего не могу изменить и чувствую себя щепкой в океане. Именно эта беспомощность схлопывает мой мир. Комплекс выученной беспомощности часто идет рука об руку со стереотипным мышлением и с насильственным поведением. Он заставляет человека ощущать свою тотальную уязвимость: испытывать страх и вести себя агрессивно, защищаясь. Человек совершает насилие обычно не потому, что ему нравится смотреть, как страдают другие люди, а потому что в текущей ситуации для него нет иного способа защитить свое «я». Не понимая, как я могу здоровым способом повлиять на этот мир, я могу выбрать деструктивный способ реагирования: например, унизить другого, чтобы почувствовать свою силу.

— Почти каждый, думаю я, за долгие месяцы с 24 февраля хоть раз ощутил свою беспомощность...

— Безусловно. В первые дни я думала: неужели все, что я делала долгие годы, было зря? Это были дни отчаяния и переживания личного проигрыша, но сейчас я так не думаю. К нам приходит много детей-подростков, и я вижу в них очень много человеческого. Мы продолжаем сеять семена человечности — это наше дело, и я уверена, что в свое время они прорастут.

«Эти люди могут изменить и спасти мир, но им нужно этого захотеть, а это самое сложное», — директор московского Центра толерантности Анна Макарчук о поколении Z

«Наши дети — очень крутые и высокопотенциальные»

— Происходящее в мире обострило поколенческий конфликт: я часто слышу от людей старшего поколения, что молодежь не понимает слово «надо» и живет по принципу «я хочу». Какими вы видите зумеров?

— Они мне очень нравятся, они замечательные.

Это поколение, которому совсем немного нужно для счастья, в отличие от поколения, к которому отношусь я: хорошо бы иметь красивую квартиру, да побольше, крутую машину. Этим ребятам достаточно жить, можно сказать, в «коробке» — своем небольшом пространстве, где они смогут заниматься тем, что им нравится. Им нужны только их близкие люди, которых они ценят, так как знают, что такое близость, телефон, кровать и еда. От внешнего мира им очень мало что нужно, так как внутри у них очень много ресурса.

Они действительно не готовы делать то, что им не нравится или во что они не верят, но если их что-то зажжет, то они вложат в это все свои знания и силы. Эти люди могут изменить и спасти мир, но им нужно этого захотеть, а это самое сложное. Я, как педагог, могу научить. Как взрослый человек, могу заставить сделать. Но я не могу никаким образом за человека захотеть. Как помочь им найти эту искру, за которой они захотят вылезти из своей «коробки», в которой им классно, — я пока плохо себе представляю. Это точно не слово «надо» — оно с ними просто не работает. Я верю, что они найдут какое-то свое слово, которое вдохновит их собраться и спасти этот мир, который мы им передаем в поломанном состоянии.

— Как взрослые могут помочь зумерам пережить это сложное время?

— Для многих из них то, что происходит сейчас, — это катастрофа, особенно для тех, кто мечтал учиться за границей. Спасением для зумеров становится свой мир, в который они уходят с головой, и это опасная, на мой взгляд, история для общества.

Чтобы этот мир изменить, нужно ощущать свою субъектность. Уходя в свой маленький мир, молодые люди обрубают связи с миром большим. При этом зумерам там по-прежнему комфортно и хорошо — смартфон продолжает оставаться их окном во вселенную, только альтернативную.

Хотя мир схлопнулся, мне может продолжать нравиться музыка, я могу петь песни, сочинять их, и, может быть, это станет моим способом изменить мир — и это всего лишь один сценарий из миллиона. Конечно, мы как родители очень хотим им помочь, ведь мы же знаем, что такое хорошо и что такое плохо, у нас есть опыт. Но он совершенно нерелевантен миру наших детей. Эти ребята сами должны найти свое место в мире. Для этого нам, взрослым, важно ни в коем случае не подменять их истинную картину своей собственной. По сравнению с нами зумеры чувствительны, как мотыльки: мы легко можем их поломать, поэтому нам нужно быть очень осторожными.

Наши дети — очень крутые и высокопотенциальные, главное — услышать их и дать им проявиться. Самое лучшее, что мы можем сделать, — это заняться собой. Когда мы занимаемся собой, мы обретаем стойкость и спокойствие, становимся более счастливыми. А наши дети нуждаются в спокойном и счастливом взрослом человеке рядом.

Подписывайтесь на наш канал в Telegram

Беседовала

Маргарита Фёдорова