Лучше, чем рай

Как биоинженеры создадут «города в парках» будущего

В конце лета институт Солка (Salk Institute) получил самое большое пожертвование в своей истории — 35 миллионов долларов — и эти деньги ему выделили на смелый и неочевидный проект. В институте пытаются заставить растения с помощью генной инженерии поглощать из воздуха больше углекислого газа. Так планируется бороться с глобальным потеплением.

Биотехнологии долгое время, казалось бы, воевалина стороне врага: отрасль связывалась в массовом сознании с созданием ГМО-растений. Но все меняется: биотехнологии перешли на сторону добра, и именно с ними связывается преобразование среды обитания современного горожанина: чистый воздух, чистая вода, дикие лесные растения прямо под окнами, а гор мусора, напротив, нет — биотехнологии готовы помочь воплотить в реальность эти мечты. Сегодня мы попытаемся рассказать о достижениях этой науки, не забывая о насущных человеческих проблемах. Колоссальные инвестиции и технологические прорывы — это хорошо, но для конкретного человека парк возле работынемного важнее даже — страшно сказать — проблемы глобального потепления, а без современных технологий парка уже не вырастишь. Да и каким он будет, парк XXI века, и какими будут белочки и ежики в парке будущего, как будут жить они в новой среде, — тоже вопрос к ученым.

Углекислый газ как топливо будущего

Стив Джобс верил, что новый прорыв случится на стыке биологии и технологий. Когда мы замечаем, что на Тверской в Москве появились новые деревья, и слышим, что наши города чем дальше, тем больше будут напоминать сады, мы не вполне отдаем себе отчет, что Джобс, возможно, говорил именно об этом. Наши города тонут в мусоре. Можно вывезти его подальше, но это вряд ли решит проблему. В мегаполисах не хватает воздуха, и не всякое растение «согласится» расти на городской почве, не говоря о том, что нужны серьезные аргументы, чтобы поселить в городах представителей дикой фауны и усилить, говоря суровым языком экологов, их биоразнообразие.

Новое направление развития биотехнологий пока еще не получило общепризнанного названия. В англоязычной литературе можно встретить термин «синтетическая биология». Речь идет о проектировании и создании искусственных биологических систем. Но термин «синтетическая биология» не описывает всех вызовов новой мировой матрицы экосистем, в ней найдутся задачи не только для биотехнологов. Устоявшихся термина, концепций еще нет, а инвестиции и доходы уже подсчитаны. По данным журнала Forbes, за последние десять лет в синтетическую биологию инвестировано примерно 12 миллиардов долларов, причем львиную долю этих денег собрали несколько институтовв Калифорнии и Массачусетсе. Умные лекарства и удобрения, решения для устойчивого сельского хозяйства, переработка мусора или борьба с глобальным потеплением — кто бы мог подумать, что именно этим займутся биологи.

Чтобы преуспеть в достижении наших целей и увидеть наконец синее чистое небо над мегаполисом, нам придется научить бактерии есть мусор, вывести новые породы городских растений и придумать, как с помощью микроорганизмов очищать воду, заменив ими химические соединения. Считается, что синтетическая биология берет начало в 2000 году, когда два научных журнала опубликовали исследования по этой, тогда еще очень экзотической, тематике. В 2019 году слова «синтетическая биология» появились на обложке TheEconomist. Наука стала бизнесом: некоторые муниципалитеты в Юго-Восточной Азии уже забирают газы и метановые отходы с заводов и используют их для своих нужд. С их помощью выращивают бактерии, которые, в свою очередь, едят пластик. Сити-фермеры, грозящиеся накормить целые города, как оказалось, тоже нуждаются в таких «отходах». Люди думали, что вредные газы, метан погубят города. Но, как видим, они, наоборот, могут их спасти. Только для этого придется изменить природу, причем в ее самом фундаментальном звене (что может быть фундаментальней микроба?).

Что в Чикаго будущее — то в Лондоне настоящее. Город в сентябре официально стал не мегаполисом, а национальным парком. Новость странная, тем не менее, международная инициатива National Park City предполагает, что к 2025 году 25 мегаполисов провозгласят себя национальными парками. Города станут более «здоровыми, устойчивыми и дикими», говорится в заявлении хартии, и мы, конечно, понимаем, что под «дикостью» разумеется дикая природа, а не нравы жителей, например. Москва могла бы претендовать на статус национального парка с большими основаниями, тем не менее, власти Лондона гордятся достижениями: в мегаполисе с населением в девять миллионов человек «зелень» занимает 16,8% территории города, тогда как в Париже (как же не посоревноваться с Парижем) всего 8,8%. К 2050 году Лондон собирается покрыть себя зелеными насаждениями на 50%. Уже сейчас в мегаполисе проживает 15 000 видов диких животных, в том числе восемь видов летучих мышей, самая большая популяция жуков-оленей в Англии и сотни видов птиц. С биоразнообразием, как бы ни странно звучал этот термин в применении к городу, вроде бы, все в порядке.

Пример Стамбула хорошо иллюстрирует последствия игнорирования современных трендов. Город упорно отказывается зеленеть, и в Стамбуле наблюдается исход из города хипстеров, пишет издание «Гардиан». Как бы ни относиться к хипстерам как к классу, это все-таки молодые, креативные и перспективные. Непростая экологическая обстановка, царство стекла и бетона и загазованный воздух вынуждают хипстеров эмигрировать в деревню, потому что современная молодежь не видит себя и своего будущего в традиционном экстерьере мегаполисов. В деревне, впрочем, новым поселенцам тоже не рады, уж очень менталитеты различаются, но это уже другая история.

Разложим теперь тренд на составляющие: национальный парк вместо мегаполиса — звучит привлекательно, и даже интуитивно понятно, что имеется в виду, и все же детали крайне важны в этой истории.

Съедобные города

Казалось бы, сити-фермерство — не главный элемент «города в парке», но именно он определяет формирование системы. Хотя бы потому, что мы говорим «сити-фермер», а подразумеваем — «ученый». Мы писали в свое время, что сити-фермеры используют лампы, разработанные для американского сегмента МКС, и если бы только это. На повестке дня — изменение сути самих растений, а может, и животных, которые будут производиться в городе для того, чтобы оказаться в городе и съеденными. Сити-фермеры создадут принципиально новых обитателей, формирующих новую среду. Их деятельность находится в основании пирамиды Города Парка, с микробами, животными и растениями «из пробирки».

Важно при этом отличать сити-фермерство от вертикального земледелия. Даже американская статистика с трудом различает гидропонику у сельского фермера и фермерство городское. В России движение как-то сразу приобрело индустриальный характер: в лофтах стали выращивать зелень и поставлять не на хипстерские ярмарки, а сразу в торговые сети, в отрасль пошли миллиардные инвестиции, и свойственная нашей стране масштабность стерла интимный характер процесса.

Глубже и четче всего тренд выражен в Японии. Сити-фермерство — это прежде всего право современного горожанина на свой огородик у дома. Или на подоконнике. Или на крыше. Но непременно свой. Что, конечно, не исключает индустриальных ферм и прочей коммерции. Новые процессы заставляют горожан отказываться от привычного. Например, в Токио знаменитый рыбный рынок выселяют из центра на окраину, потому что он несет «антисанитарию». Новое помещение рынка будет красивым, безопасным и, как говорят сами жители, «никаким». Но при этом в генеральный план города закладываются места для личных и общественных пространств, и, в первую очередь, для персональных цветников и огородиков. А жители Манхэттена сражаются за разрешение властей разводить растения на крышах и длинных лоджиях. В Лондоне вертикальное земледелие в виде цветников на широких подоконниках объявлено чуть ли не самой важной приметой будущего. Старую добрую «антисанитарную» рыбу на подоконнике не выловишь, но можно вырастить безопасные продукты для себя и внести собственный вклад в слияние города с садом.

Старая Москва была городом усадеб и огородов. Москва — столица СССР — стала каменным мегаполисом дворов и голубятен, привнесших в облик города аляповатую эстетику. Народ мастерил диковатые садовые скульптуры с помощью бензопил, строил «страшные» голубятни из подручных материалов, высаживал растения, которые и в поле смотрелись бы несколько странно, превращал дворы возле самого Кремля в огороды, но что-то в этом было. Две волны великих переселений в Москву, советской и постсоветской, принесли в Москву прагматизм временщиков, которым столица нужна была для того, чтобы зацепиться за нее любыми путями, они много работали, не особо заботясь о городской среде. Сейчас маятник качнулся обратно. Потомки «новых москвичей» хотят уюта, и верим мы в генетическую память или нет, народ возвращается во дворы, которые вновь становятся общественным пространством для местного сообщества. В превращении города в деревню сыграла роль программа правительства Москвы, по которой вы могли заняться озеленением самостоятельно, а власти давали посадочный материал и нехитрый инвентарь. Такой возможностью воспользовались десятки тысяч людей. Власти особо указывали, что растения предоставляются современные, красивые, а не какой-то дикий бурьян.

Одновременно Москва стала едва ли не первым в мире мегаполисом, где массово продается продукция, выращенная тут же, в городе. Оценить долю зелени на прилавках сетевых магазинов, произведенной на сити-фермах, эксперты пока не берутся, и, вероятно, она невелика, тем не менее, в Москве такая продукция — не на экзотических фермерских рынках, а в большом ритейле. Тем самым разрушается заложенная еще в древнем Риме модель «деревня кормит город», теперь город начинает понемногу кормить сам себя, и это коренным образом меняет менталитет самого города. Из центра, присваивающего хозяйства, из эксплуататора сельской округи, умирающего от голода, когда разрываются торговые пути, город становится органической частью своей страны и территории, а в конечном счете, и частью биосферы.

Степь на месте танцплощадки

Колоссальное значение для преобразования городов имеет, конечно, реновация парков и прочих общественных зеленых пространств. И здесь мы сталкиваемся сразу с двумя проблемами, которые очень трудно разделить. С одной стороны, чем таким засадить парки, чтобы это в самом деле имитировало природу, выглядело бы уверенно современным, и при этом выросло. Тут все взоры обращены в сторону ученых, которые в России пока именуются биологами, но в мире уже — биологическими инженерами. С другой, мы должны понимать, какая идеология стоит за этим инженерством, кто будет по таким паркам гулять, и ради чего мы сделаем тополя не источающими пух. Будет ли беспуховый тополь собирать под своей кроной осознанных горожан, или окажется не более чем кунстштюком

В советское время парк воспринимался как место воспитания через культурный отдых, поэтому — танцплощадки, обсерватории, комнаты смеха и прочие досуги, ну а заодно и деревья. Сейчас, конечно, все изменилось, и в центре внимания оказались деревья с белочками, а вовсе не танцплощадка.

Нью-Йорк потратит 150 миллионов долларов на реновацию знаменитого Центрального парка, который оставался культовым образцом городского зеленого жанра Западного мира. Проект предусматривает строительство катка и других сооружений для развлечений, а также обновление сети пешеходных дорожек. Сегодня северная часть парка практически отрезана от остальной территории. Архитектор, ответственный за проект, назвал реконструкцию «деликатной».

Моду в парковом деле, помимо Москвы, задает Китай, а именно — город мечты Чэнду, эта своеобразная витрина современного китайского урбанизма. Превратить Чэнду в город-сад — именно такую задачу партия и правительство сформулировали еще в 2000 году. Как сказано в официальных документах, пешеход должен минимум каждые 300 метров встречать дерево. Китайские СМИ приводят слова главного архитектора Чэнду: цель — не построить парк в городе, а построить город в парке. Это напоминает современную концепцию развития Сингапура — уже не «город-сад», а «город в саду». Конечно, за этим скрываются все та же реновация парков и строительство новых, но также — полное переосмысление сельских окрестностей. Город отказывается от борьбы с деревней, отныне деревня приходит в Чэнду и постепенно заполняет мегаполис своим духом и образом жизни. Сложно сказать, как это сделать в городе с многомиллионным населением, но Китай способен удивлять.

В целом модернизация парковых пространств выглядит как общее дело властей и горожан. Показателен пример Мельбурна: там горожанин сначала сажает дерево, а потом через социальные сети следит за его жизнью и может хвастать своим деревом перед менее ответственными горожанами, которые деревьев еще не сажали. Это уже привело к тому, что 22% территории Мельбурна покрыто зелеными насаждениями, рост был очень быстрым. Так соединяются технологии и парковое дело, соединяются на совершенно новом уровне.

Тротуар как генератор прибыли

Наш рассказ был бы неполным без разговора о преобразовании уличных пространств, что является самым жестким вызовом для ботанической и биологической общественности. Невский проспект в Петербурге был когда-то просто просекой в лесу. Сегодняшние улицы сами стремятся стать чем-то вроде леса. Озеленение улиц требует особенно серьезной заботы и инвестиций, но затраченное вернется. Гуманизация уличных пространств оборачивается выгодой не только для горожан, но и для бизнеса и властей. Улицы становятся чем-то вроде аллей в парке, люди там теперь проводят больше времени, а значит, больше интересуются ресторанами и магазинами, оставляя в них больше средств.Естественно, и ресторанов, и магазинов тоже становится все больше.

Как следует из работ исследователей университета Миннесоты, если на улице число деревьев увеличивается на 10%, стоимость жилья повышается на 0,48% (это немало для американского рынка с его более чем умеренной волатильностью). Согласно исследованиям португальских урбанистов, доллар, вложенный в уличное озеленение, приносит местным жителям около 4,48 долларов в год. Не очевидно, но это так: на более зеленых улицах улучшается микроклимат, и в том числе снижаются расходы на кондиционирование помещений. Если у жителей есть возможность открыть бизнесы на первых этажах, выгода становится более очевидной. В коммерчески развитых городах явление предстает во всей красе: так, после реконструкции одной из центральных улиц Нью-Йорка доходы расположенных на нем магазинов удвоились.

По сути, речь идет о том, что реконструкция улиц оказывается завершающим штрихом среди описанных нами элементов, и она окончательно стирает границы между городом и так называемой живой природой. Человек в идеальном городе будущего даже на оживленной улице чувствует себя, как в парке, но парк поджидает его во дворах, парком полон весь город, а граница мегаполиса столь деликатно переходит в сельские окрестности, что этого перехода можно и не заметить. И если Петр прорубал в тайге «прошпекты», мы — лучше китайцев не скажешь — как бы подчиняем «прошпекты» природе.

А город ли это теперь?

Реконструкция современного города оказывается все более затратным делом, потому что растут требования как к процессу, так и к результату. Владимир Маяковский описывал людей, которые в ужасающих условиях возводят город-сад. Кварталы, вдохновившие поэта, сохранились в городе Кемерово, и, осматривая эти сооружения, понимаешь, что та концепция невысоких, соразмерных человеку домов, выглядит почти современно. Идея города-сада в 1930-е годы звучала как «привнести деревню в город», при этом «деревня» мистическим образом очищалась от «пережитков прошлого» и представала чем-то вроде античной идиллии. Сегодня в город требуется привнести лес, а, поскольку под ледяным дождем современные строители вряд ли согласятся работать, это еще сложнее и дороже. Чикаго, с которого мы начали наш рассказ, с 2001 года потратил на реконструкцию по «зеленым принципам» около миллиарда долларов, а процессу нет конца и края.

Согласно современным зеленым нормативам, в идеальном, реконструированном городе на душу населения должно приходиться от 10 квадратных метров до, в идеале, 50 квадратных метров зеленых насаждений. Конечно, урбанист сталкивается как минимум с тем, что девелоперы теряют быстрые заработки (ведь вместо этих квадратов они могли бы построить «человейники»), сами насаждения — дороги, а их поддержание в должном виде еще дороже. Выгоды будут, но выгоды всегда приходят потом, а расходы — сразу.

Особое место занимает столь мало отрефлексированная проблема, как управление зелеными насаждениями, по сути — управление искусственной природой, которую человек построил с нуля на бетонном и асфальтовом основании. Специалистов такого профиля крайне мало даже на Западе. Между тем, речь идет не только о том, чтобы грамотно выбирать породы деревьев, избавлять их от болезней и своевременно заменять на новые. Громадные зеленые пространства требуют иной логики водоснабжения. Они меняют климат — и это может оказаться неожиданным и неприятным (например, может вырасти влажность). Парки могут становиться местами скопления антисоциальных элементов, от чего страдает Лос-Анджелес, где летом тамошняя мэрия приняла очередные устрашающие законы против бездомных. Не стоит забывать и о том, что едва ли не у каждого современного горожанина развивается аллергия, и реакция конкретного организма на конкретные изменения в местной биосфере может оказаться непредсказуемой. Все это надо учитывать, и строительство «города в саду» ставит перед урбанистами принципиально иные задачи и формулирует принципиально новые вызовы.

Другие, не менее тектонические изменения следуют из нишевой, казалось бы, истории развития сити-фермерства. В построениях западных урбанистов на сити-фермерство возложено обеспечение продовольственной безопасности города, который должен обеспечивать себя не только зеленью, но и практически всем съестным. Стратегия «съедобного города» настолько сложна и настолько меняет все, что ее даже пока не пытались оценить в деньгах. Если строительство вокруг города национального парка и постепенное «наползание» парка на центр — это хотя бы счетная задача, которая, правда, оценивается в миллиарды даже для относительно небольших поселений, — здесь даже непонятно, как подступиться. Ведь производство сельскохозяйственной продукции, несмотря на идиллический флер, остается одним из самых грязных. Скажем, если развивать в городе животноводство — не вполне понятно, как управляться с отходами. Более реалистичной выглядит концепция вертикального леса, которая реализуется в Юго-Восточной Азии. Она предполагает симбиоз до степени слияния небоскребов и крупных деревьев, которые растут прямо по стенам. Здания при этом должны быть спроектированы так, чтобы в них на равных обитали люди, птицы, звери и насекомые (конечно, не тараканы). Уже из этого понятно, что даже задача выбора будущей желаемой фауны и флоры не так проста.

Стоит ли игра свеч, и не проще ли расселить города, заполнив людьми сельские пространства? С точки зрения урбанистики — нет, поскольку затраты на трансформацию, как предполагается, окупятся в будущем. Проекты поддерживают и девелоперы, которым интересны дорогие капиталоемкие задачи. Жители тоже не против, так что пока все сходится. Вероятно, в ближайшие десятилетия человек будет творить в мегаполисах искусственную природу. Чтобы, может быть, лет через пятьдесят снова пересмотреть концепцию. Но такова природа человека, а век концепции никогда не был особенно долог.

Нам же с вами нужно в очередной раз восхититься удивительным временем, в котором мы живем. Временем, когда некогда отвергнутое сталоценным и важным. Давно ли урбанисты с ужасом описывали рустификацию городов, которая наступила в раннем Средневековье — и вот, на новом витке, мы хотим видеть в городах девственные леса, диких животных и создать то, что в «темные века» случилось само собой, искусственно и путем больших затрат. Что дорого обошлось, то дороже и ценится.

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен.