«Прежде всего стране нужны здоровые люди»

Эксперт ООН Валерий Петросян о химической безопасности

Эксперт ООН по химической безопасности, заслуженный профессор МГУ Валерий Петросян оспаривает необходимость ускорения экономического роста любой ценой, напоминая чиновникам и бизнесу, что финансовые ценности не единственная потребность граждан и общества.

— Расскажите, что понимается под химической безопасностью?

— Химическая безопасность — это когда химические соединения не вызывают в нас химический стресс, то есть все молекулы вокруг оказывают настолько минимальное негативное воздействие на окружающую среду, что не ухудшают здоровье людей и животных и не уменьшают биоразнообразие. Свою интерпретацию этого термина я предложил 9 марта 2005 года на публичной лекции в Санкт-Петербургском университете, и мои коллеги по рабочей группе в ООН его приняли. По моим данным, науке известно примерно 9 млн различных веществ, при этом в повседневной жизни человек использует около 30 тыс. из них. 6 тыс. из них считаются весьма токсичными. Попадая в живой организм, они повреждают либо разрушают молекулы, которые обеспечивают выполнение важных функций, например хлорофилла у растений, гемоглобина у человека.

— Что чаще всего представляет угрозу химической безопасности, если говорить о повседневной жизни?

— Прежде всего это воздух, которым мы дышим. В Пекине, в Анкаре, в Афинах, в Дзержинске и в Норильске степень загрязнения воздуха такая, что людям нужно ходить в восьмислойных марлевых повязках, поэтому в такие города я не езжу, хотя и зовут. В Лос-Анджелесе, когда я 40 лет назад был стажером в Калифорнийском технологическом институте, каждое утро в течение года начиналось с того, что люди включали телевизор и радиоприемники и слушали официальное сообщение, можно выходить на улицу или нет — настолько воздух был отравлен угарным газом, диоксидом азота и бензпиреном. А в России до сих пор ездят миллионы автомобилей, не имеющих нейтрализаторов токсичных веществ —— конечно, люди не могут не болеть гипоксией, бронхиальной астмой и раком, если в атмосфере города столько угарного газа, оксидов азота, формальдегида и бензпирена.

Еще один большой источник опасности — упаковка, в которой продается еда. Все нормально, пока это полиэтилен и пропилен: они безопасны для человека. Но когда для упаковки продуктов начинают использовать полистирол, поливинилхлорид или полиэтилентерефталат — возникают проблемы. А сейчас многие молочные продукты продаются в упаковке из поликарбонатных и поликарбоксилатных пластиков — они белого цвета, это даже считается модным. Но для придания этим упаковкам хотя бы небольшой жесткости, в них добавляют бисфенол А, который является сильным эндокринным разрушителем, в частности негативно влияя на щитовидную железу, половую систему и другие органы. А особенно опасно это вещество тем, что химически не связано с материалом упаковки и легко переходит из нее в содержимое, то есть в продукты питания.

— Насколько, на ваш взгляд, в России государство всерьез озабочено обеспечением химической безопасности?

— Чтобы обеспечить отсутствие выбросов и сбросов, нужно, чтобы на каждом предприятии действовали необходимые очистные сооружения, а это дорого: если вы покупаете или строите новый завод, вы должны 20% денег потратить на очистные сооружения. Рассчитывать на то, что эти деньги будут вложены добровольно, вряд ли стоит — требовать этого нужно законодательно. Я заметил, что в последнее время менее активным и менее влиятельным стал Высший экологический совет при Государственной думе, в котором я шесть лет проработал заместителем председателя. Тогда каждый закон, проходивший через Государственную думу, обязательно обсуждался у нас, теперь этого нет. Отменили и федеральную экологическую экспертизу, которая раньше была обязательной — не только в СССР, но и в России.

— Экспертиза давала какие-то реальные результаты?

— «Транснефть» хотела проложить нефтяную трубу из Восточной Сибири в Китай и Японию и настаивала на том, чтобы она шла по южному берегу Байкала. Наша комиссия из 20 с лишним экспертов выступила категорически против, и никакие уговоры на самом высоком уровне не помогали. Уехав в двухнедельную зарубежную командировку, я узнал, что меня приказом тогдашнего министра из состава комиссии исключили — заменили. Но все равно протащить этот проект, как есть, не удалось: нашу точку зрения поддержал президент, и трубопровод отодвинули на несколько сотен километров. Поэтому экспертизу надо восстанавливать. Обязательно.

— Смогут ли граждане и общественные организации добиться этого от властей?

— Да, если будут понимать, что надо делать. Беда в том, что у нас очень плохое массовое экологическое образование и просвещение. 20 лет назад в школах ввели предмет «экология», но потом (как мне объяснили, под давлением бизнеса) отменили. Я пытаюсь исправить эту ситуацию, пишу со своей коллегой учебник и книгу «Химия человека и окружающая среда»: детям надо не только преподавать базовые науки, но и объяснять жизненные последствия того, что происходит в окружающей среде.

— Каких изменений вам как эксперту ООН удалось добиться в глобальном масштабе?

— Рабочая группа, в которой я состою уже больше 20 лет, готовила еще первую конференцию по безопасности и развитию в Рио-де-Жанейро в 1992 году. Та же группа принимала участие и в подготовке Стокгольмской конвенции по стойким органическим загрязнителям. Россия ратифицировала документ в 2002 году — на год позже других стран. Почему? Потому что Министерство энергетики и Министерство обороны России отказывались это делать: среди 12 самых используемых веществ, применение которых ограничивала конвенция, были гексахлорбензол и полихлорированные бифенилы. Без них, по мнению руководства этих двух министерств, жить было нельзя, особенно без полихлорированных бифенилов: их раньше везде использовали как антивоспламенители.

15–20 лет назад я писал, что надо запретить контакт человека с ртутью в любых ее соединениях: с 50-х годов прошлого столетия известно, что неорганические соединения ртути вызывают разрушение почек, а метильные производные ртути — болезнь Минаматы и болезнь Альцгеймера (фактически разрушение мозга и потерю памяти). К сожалению, лишь недавно ООН окончательно запретила выбросы, которые приводят к образованию самых токсичных соединений ртути в окружающей среде.

— Правительство одобрило строительство мусоросжигательных заводов в Подмосковье и Татарстане. У такого решения могут быть опасные последствия?

— Зависит от того, какую планируется использовать технологию. Во многих городах Европы и мира мусоросжигательные заводы стоят прямо в центре — в Цюрихе, Вене, например. Если в камере сгорания вы обеспечиваете температуру 1200 градусов (при этом сгорают полиядерные ароматические углеводороды, полихлорированные дибензилы, диоксины и дибензофураны), то, пожалуйста, пусть завод работает круглосуточно и сжигает все, что не нужно и опасно: на выходе не останется ничего, кроме углекислого газа и воды. Но когда у нас пытались поставить по периметру МКАД в Москве семь отработавших в Германии, вышедших уже практически из современного употребления заводов, мы все выступили против. Говорят, современный завод стоит почти $750 млн. Да. Совершенно верно. А сколько стоит здоровье 15 млн москвичей? Вы думали об этом? Это ведь и называется забота о своих людях, о своих согражданах, это и должна сделать власть.

Мне часто говорят: «Вы мешаете развивать российскую экономику». Я в этих случаях говорю: оглянитесь вокруг на мир и посмотрите — безумное развитие экономики с пренебрежением интересами людей приводит к тому, что в списке самых грязных городов мира больше всего российских — Норильск, Дзержинск, Рудная Пристань, Красноярск, Челябинск, Магнитогорск... Я понимаю, что нужен алюминий, нужна сталь, нужен уголь, что все это нужно продавать: стране нужны деньги, но стране прежде всего нужны здоровые люди.

— На Западе сейчас популярна так называемая зеленая химия. В России этим кто-нибудь занимается?

— Зеленая химия — это замена экологически вредных веществ на безвредные. Безусловно, правильный путь. В Соединенных Штатах за новые разработки в этой области дают премии. В России проблемами зеленой химии занимаются, например, наш декан академик РАН Валерий Лунин, директор Института химии и устойчивого развития в РХТУ имени Менделеева член-корреспондент РАН Наталия Тарасова. Речь, в частности, идет о том, чтобы те же самые полихлорированные бифенилы, о которых я уже говорил, заменить на какие-то альтернативные антивоспламенители, которые бы нам не вредили. Но прогресс в зеленой химии пока невелик — промышленность не хочет инвестировать в исследования.

— Это дорого?

— У них уже есть заводы, готовые технологические линии. А менять технологическую линию — это колоссальные траты. Когда экономисты и финансисты их оценивают, оказывается, что в краткосрочном измерении предприятиям это невыгодно. Доходы владельцев упадут, они получат не два миллиарда в год, а один, экономика вырастет на 2%, а не на 8%...

— Устойчивое развитие может быть экономически выгодным?

— Я всегда привожу такой пример: представьте большой автобус, в котором сидит все население страны. Для того чтобы он двигался вперед, нужно поддерживать одинаковое давление во всех четырех колесах. Нельзя накачивать только одно колесо — экономику — и не инвестировать в рациональное природопользование, в обеспечение экологической безопасности и в решение социальных вопросов. Все колеса надо подкачивать равномерно.

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен.

Беседовала

Людмила Брус