Русский как иностранный. Часть 1

По статистическим данным за 2017 год русский язык является родным для 147 млн человек, а 113 млн владеют им как вторым. Когда иностранные студенты приезжают на учебу в российские ВУЗы, они сталкиваются с определенными трудностями при изучении языка. Для центра «Такие же дети», который помогает детям беженцев и мигрантов интегрироваться в общество, тема русского языка как иностранного особенно актуальна.

Чтобы подробнее узнать о специфике преподавания русского языка иностранцам, координаторы центра побеседовали с Анной Леонтьевой, кандидатом филологических наук, доцентом Школы лингвистики НИУ ВШЭ.

— Есть ли в России методика преподавания русского как иностранного (РКИ)?

— Методик много. Преподавателей РКИ готовят в МГУ, ГИРЯП, РУДН, центре Китайгородской, во многих других местах, и везде своя школа. Большинство современных преподавателей РКИ основываются на коммуникативном принципе преподавания: когда тебя учат выражать свои мысли на языке, общаться на нём, решать какие-то коммуникативные задачи (например, купить карточку на метро, завести счет в банке, познакомиться с девушкой). Если тебя понимают, и ты понимаешь, что тебе говорят, — значит, ты языку научился.

— Какие пособия по РКИ сейчас существуют?

— В издательствах «Златоуст» и «Русский язык. Курсы» можно найти пособия для самых разных целей и категорий учащихся. Есть учебники, которые пишут вузы «под себя». РУДН-овский «Русский язык — мой друг», например.

— Насколько учителя, на ваш взгляд, осведомлены о том, как нужно преподавать РКИ?

— Если речь идет о школьных учителях, то это не их профиль: у них другая специальность, другой набор компетенций. Если они сталкиваются с ребенком, для которого русский неродной, то могут начать учиться методике РКИ. У нас в Вышке есть курсы повышения квалификации, разработанные специально для школьных учителей, в класс к которым пришли дети-иностранцы.

— Вы преподаете русский как иностранный. Расскажите, как все происходит на практике.

— Сейчас я преподаю русский язык на подготовительном факультете. Это специальный факультет для тех иностранцев, которые хотят потом поступать в российские вузы и учиться по-русски. Мы должны научить их русскому языку, чтобы они могли понимать лекции и общаться с преподавателями и сокурсниками, а коллеги-предметники учат их тому, что знают русские дети к моменту окончания школы.

— Из каких стран Ваши студенты?

— Из самых разных. В прошлом году у меня была чудесная группа, две трети которой составляли болгары. А вместе с ними училась девочка из Черногории и мальчики из Таиланда и из Иордании. В этом году у меня в группе два француза, один мальчик из Брунея (до этого он учился в Японии и получил там PhD), мальчик из Демократической Республики Конго и девочки из Монголии и из Вьетнама. А в начале года было еще два студента: один из Бразилии, а другой — из Ирана. К сожалению, оба не дошли до конца: отчислились.

— Насколько тяжело им дается русский язык? Они приезжают с нулевым уровнем знания?

— Все приезжают с разным уровнем русского языка и с разным опытом изучения иностранных языков. Для кого—то русский первый иностранный язык, а для кого-то — пятый. Мы формируем группы по результатам входного тестирования: кто-то начинает с алфавита, а кому-то можно сразу читать неадаптированные тексты по специальности. Хотя последние, скорее, редкость. Чаще всего к нам приезжают или совсем «нулевики», или ребята, уже научившиеся читать и писать, знающие несколько десятков слов и конструкций. Язык дается всем по-разному, зависит это от многих факторов. Например, если у тебя родной язык славянский, да еще и письменность кириллическая, то ты будешь двигаться семимильными шагами и очень быстро достигнешь уровня иностранцев с неславянским родным языком, учивших русский уже несколько лет. Таких студентов мы стараемся сажать в одну группу. Получается очень интересная картинка: студенты из славянских стран с нуля очень быстро овладевают лексикой: новые слова для них не проблема — практически любое похоже на слово из родного языка. Ребята из других стран, долго учившие русский дома, здесь оказываются слабее, зато они часто первые в грамматике.

Мы стараемся 80% урока посвятить самостоятельной работе учащихся: студенты читают тексты, пересказывают друг другу, обсуждают какие-то вопросы. Тем, кто приезжает из стран Дальнего Востока очень трудно привыкнуть к нашим методам обучения: дома они всё учили наизусть, на уроках только слушали учителя, а сами не говорили. Они блестяще усваивают материал, в письменных упражнениях ни одной ошибки, а сами говорить не могут, и не пытаются, потому что не приучены к такой деятельности. Для них хорошо учиться — это максимально точно повторять то, что сказал наставник.

— Были ли какие-то забавные случаи, связанные с изучением языка. Сейчас поясню: вот у нас в центре «Такие же дети» есть ученица, которая постоянная путает два слова «пингвин» и «пельмень», звучит это комично. Было ли что-то подобное в Вашей практике?

— Ой, чего только не было. Одна чудесная девочка, китаянка, однажды перепутала слова «шкаф» и «кошка». Я обычно урок начинаю с того, что мы все делимся новостями: кто-то в парк ходил, кто-то впервые в жизни торт испёк, у кого-то вчера голова болела, и он впервые в аптеку попал, а аптекарша только по-русски говорила. Это очень помогает: студентов никто не заставляет говорить то, чего они не хотят, каждый сам выбирает тему: тренирует то, что актуально именно для него. И вот встречаемся мы с группой после выходных, и девочка говорит: «Мы вчера купили кошку!» — «Ничего себе, — отвечаю, — А в общежитии можно жить со своей кошкой?» — «Да, — говорит, — конечно. У нас в комнате много места». «А какая, — спрашиваю, — кошка? Красивая?» — «Очень красивая, — отвечает девочка. — Она деревянная, и в ней много полок для одежды». Таких историй миллион можно вспомнить — на целую книгу хватит.

— Что бы вы посоветовали человеку, который преподает РКИ или же тому, кто только начинает этот путь?

— У каждого в нашем ремесле свой путь, и вряд ли можно найти какие-то советы, универсальные для всех. Когда я учу наших магистров, будущих преподавателей РКИ, я стараюсь показать им, что никакая грамматика, сколь бы священной она ни казалась, не заменит нашей языковой интуиции, умения работать с материалом и формулировать правила, которые покажут, как сказать можно, а как нельзя. Потому что не всегда можно предсказать, о чем нас спросят иностранцы. Конечно, хорошая лингвистическая база помогает быстро сориентироваться и найти ответ, но всего знать просто невозможно, и лингвисты тоже всего о языке не знают — иначе наука перестала бы существовать. Поэтому, может быть, даже важнее знаний умение думать, искать ответ самостоятельно. Мы прикидываем в уме несколько ключевых примеров, сравниваем их, рвём, выворачиваем наизнанку — играем с ними, как можем. И в результате выдаем правило, которым иностранец может пользоваться при порождении речи. Например, такое: «Если у нас есть сравнительная степень и за ней слово «чем», то падеж у имен, обозначающих то, что мы сравниваем, всегда будет одинаковый: «Маша выше, чем ее брат», «Маше сейчас страшнее, чем её брату», «у Маши игрушек больше, чем у её брата», «с Машей интереснее разговаривать, чем с её братом», и так далее.

Такие правила может сформулировать практически любой носитель языка, если научится думать в правильную сторону: сравнивать минимальные пары, искать условия употребления языковой единицы и ограничения на ее употребление. Это очень полезный навык, он развивается со временем. Потому что утверждения типа «иногда можно сказать так-то и так-то, а еще бывает то-то и то-то» мало что дают иностранцу: он ведь не понимает, когда это «иногда» и «еще». А вот утверждения типа «при таких-то условиях сказать можно только так, а по-другому нельзя» — дают очень много. Усваивая такие утверждения иностранец и учится говорить на новом для себя языке.

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен.