Директор Центра градостроительных компетенций РАНХиГС о сносе пятиэтажек
Масштабная программа сноса хрущевок, объявленная московскими властями, вызвала предсказуемое недовольство жителей. С чем связана спешка чиновников, почему риторика повышения комфорта городской среды отвергается обществом и какими могут быть последствия реализации программы, в интервью «+1» рассказала директор Центра градостроительных компетенций РАНХиГС, соавтор «Синей книги для мэра» Ирина Ирбитская.
— Почему возникла идея сносить пятиэтажки? По словам мэра Москвы Сергея Собянина, они морально и физически устарели, и их замена в ближайшее время является приоритетной задачей. Но как законопроект будет определять критерии этого устаревания?
— Давайте начнем издалека.В современном развитом мире действия властей определяют гуманистические установки. Противоположность им — экономизм — то, чем руководствуются в России и других развивающихся странах. И дело не в том, что гуманистические установки реализуются сложнее. То, что принципиально отличает их от экономизма,— это разум. Гуманизм, в отличие от других систем и установок, достаточно рационален. Это первое.
Возвращаясь к вопросу о том, кто будет определять критерии морального износа — никто. Подготовка этой программы началась не вчера. Я лично была свидетелем двухгодичных усилий Клуба московских инвесторов и Российской гильдии управляющих девелоперов по лоббированию этого вопроса. Это совершенно нормальная ситуация, во всем мире есть лобби, а деньги — лобби довольно сильное. Но когда одна сторона проталкивает собственные интересы в ущерб множественным, принимаются нерациональные решения, и о стратегиях уже никто не думает.
Среди хрущевок есть достойные серии, и эту среднеэтажную застройку нельзя определить как морально устаревшую. Да, они не могут быть постоянным жильем для большинства людей, но для большинства и не существует общей типологии комфорта. Малогабаритные квартиры в хрущевках вполне работают как жилье временного проживания, как жилье для одиночек.
Второй вопрос: почему инвесторы заинтересованы именно в пятиэтажных кварталах? Здесь все очевидно. Малогабаритные квартиры, низкая плотность жителей, соответственно, расселять нужно будет меньше, а построить можно больше. Советская застройка достаточно рыхлая, даже по сравнению с российскими компактными застройками: дома стоят неплотно и имеют сквозные проходы. Это, как правило, не артикулированная дворовая территория, а просто пространство между общественным и коллективным. Это большой пространственный ресурс, который может удовлетворить и тех, кто хочет переехать в новую квартиру, и тех, кто хочет остаться в этом районе, и инвесторов. В данном случае есть необходимый баланс для развития.
Сейчас же мы видим острый конфликт интересов. Запрос снизу — давайте оставим все как есть, но это не здоровая ситуация, город должен развиваться. Запрос сверху — давайте снесем все до основания и построим заново — и это тоже неправильно, потому что города так не развиваются, это не развитие, а разрушение городских связей.
— С существующей рыхлой застройкой, с «ничьим» пространством можно работать без необходимости сносить дома. Более того, удовлетворить запрос инвесторов можно не через строительство жилья, а созданием различных социальных аттракций, которые позволят извлекать выгоду.
—Это рассуждение с точки зрения разума. А здесь дело совсем не в нем. Возвращаясь к верхнему уровню проблемы — в российских городах нет набора городских политик. Что такое политика? Это разработка конкретных решений в соответствии с огромным количеством интересов и управление ими за счет усиления одних и снижения других.
Место мэра, особенно в таком крупном городе, как Москва, требует значительных ресурсов и поддержки. В России источниками этой поддержки традиционно выступают люди, у которых есть возможность влиять на город, назовем их кредиторами. Это те, кто поддерживал определенных кандидатов при продвижении во власть. Этим кредиторам нужно отдавать долги, и сейчас это гораздо большая сила, чем давление жителей. В условиях, когда нет правильного понимания того, что такое земельный участок, что с ним могут и не могут делать собственники, носители чуждых интересов получают возможность менять систему сверху.
Например, уже сейчас можно предсказать, что скоро пышным цветом расцветет жилье социального найма, арендное жилье и подобное ему. Государство может использовать для этого ресурс в виде десятков гектаров непродающихся объектов жилой недвижимости в Москве и Московской области, построенных теми самыми кредиторами. Таким образом власть может одновременно продемонстрировать заботу о гражданах, переселить их в эти районы, и за счет бюджета компенсировать застройщикам их расходы, выкупив эту недвижимость.
Другой повод для риторики — низкое качество городской среды в Москве: давайте, мол, улучшим жилищные условия людям и заодно на освободившихся территориях создадим комфортную городскую среду. Но власть не учитывает одного обстоятельства: гражданское общество уже формируется, люди начинают объединять усилия, чтобы что-то сделать. Это пока не носит массового характера, но тренд уже есть. Фактически это формирование ресурсов гражданского сообщества по управлению территориями.
— Российское экспертное сообщество тоже говорит о необходимости повышения комфорта городской среды. Получается, что позитивный, по сути, лозунг дискредитируется в глазах недовольных жителей. Что может сделать экспертное сообщество, чтобы сохранить за собой ауру света?
— Для меня, как для эксперта, это не является целью. Моя цель — донести смыслы до людей, объяснить им их возможности, показать пути участия в городских процессах, показать власти, как можно работать с городской средой, как противостоять давлению инвесторов. Власть рискует, инициируя такие процессы, ей этот риск совершенно не нравится, и она с удовольствием получила бы дополнительную силу для удержания баланса. Поэтому я веду борьбу, разговариваю с журналистами, выкладываю информацию, которой владею. По заказу правительства РФ мы разработали стратегию трансформации пространства российских городов, в которой, во-первых, показан ресурс развития застроенных территорий без необходимости сноса, во-вторых, предложена стратегия работы с конкретным городским кварталом, который является и реципиентом, и актором процесса трансформации.
— Единая стратегия, которая работает и на общем, и на конкретном уровнях?
— Стратегия носит название «Типо-укладный подход к пространственной трансформации российских городов» — An uclad-based approach.
Что такое уклад? Фактически это образ жизни, но не в коммерческом понимании, а в гораздо более традиционном и исторически сложившемся. В Россию понятие «уклад» привез Ленин — тогда их было пять. Сейчас же, по мнению консультировавших нас специалистов, в стране насчитывается порядка 30 укладов, и значительная их часть так или иначе присутствует в каждом российском городе. В нашей работе мы остановились только на тех, которые выразили себя в пространстве. Например, есть такое понятие, как крестьянский уклад, но не все знают, что он до сих пор сохранился в городах. В Тюмени обычные горожане в теплое время года после работы едут на свои участки и выращивают... виноград. Есть негласное соревнование — кто вырастит виноград лучше и вкуснее. И в длинное лето он даже успевает вызреть, и его едят, и делают из него домашнее вино. Это хорошая иллюстрация того, насколько этот латентный уклад свойственен горожанам. Этот уклад распространяется и на тех, кто выращивает что-то на участке у дома, даже на собственном подоконнике.
Уклад — это сложная конструкция. Это то, как определенные группы людей относятся к своим родителям, к детям, как они мыслят свое будущее, в каком графике они привыкли работать, как они проводят свой день, куда они тратят деньги и как проводят свой досуг. Как они относятся к своему пространству и как — к чужому. Это достаточно упругие социальные истории, которые очень сложно изменить. И если вы лишите человека его уклада, то он либо умирает, либо деградирует. Что касается пространственных решений, то они должны соответствовать этим укладам. Первое, что мы делаем в нашей методике,— идентифицируем российские уклады. Второе — смотрим, как они себя выражают в пространстве. Это позволяет нам понять их образ сосуществования, принципы их работы. Далее мы моделируем следующую эволюционную стадию каждого уклада и на основании этого формируем пространство.
— А есть ли уже опыт реализации этой стратегии?
— Мы использовали фрагменты этой методики в ряде проектов. Например, в рамках разработки концепции развития туристической инфраструктуры Адлерского района Сочи. Проблема этого региона в том, что туризм не может качественно развиваться в том месте, где людям плохо. Первое, что мы сделали,— выявили те типы деятельности и активности, которые так или иначе выражают себя в пространстве. У нас получилось восемь зон. Мы выявили зону, в которой сложился тип человеческих отношений, способствующий производству ремесленных изделий, например, обуви ручной работы. Ведь чтобы сделать ботинки, мастеру приходится вступать в различные отношения, где-то покупать кожу, где-то заказывать гвозди, контактировать с разными людьми. Также мы увидели, что в Адлерском районе люди самостоятельно проводят экскурсии, то есть немножко на этом зарабатывают. Все восемь зон, которые мы выделили, это самое живое, что там есть, и это неформальный сектор экономики. Люди спрятались от государства. Людям вроде бы хорошо, они не платят налоги. Но на самом деле плохо всем. И государству — это колоссальная упущенная выгода, и самим людям: они лишаются социальных гарантий со стороны государства и не могут развиваться. Потому связка государственных и частных ресурсов — это интегративная связка, эти два ресурса работают именно тогда, когда они соединились, когда получается новое качество.
— Публикуя эту программу, вы полагаете, что сейчас еще можно успеть что-то изменить? Повернуть вспять?
—Не повернуть вспять, а предугадать и быть готовыми к будущему. Мы сейчас находимся в реакционной ситуации и не можем делать долгосрочные ставки. Но я предполагаю, что через полгода уже не будет скандала в той форме, в которой мы его видим сейчас. И те подходы, которыми мы занимаемся, будут востребованы. Опираясь на мнение политологов и других хороших прогнозистов, в ближайшее время мы можем ожидать серьезных изменений в стране. Да, уже сформирован фонд (содействия реновации жилищного фонда в городе Москве.— «+1»), но законопроект еще не принят, и есть еще множество лакун и пространство для корректировки.
— С момента обнародования идеи сноса пятиэтажек прошел всего месяц, и уже создается фонд. Такая спешка связана с грядущими изменениями?
—Да. Нас скоро ждут выборы. И поэтому кредиторам, гарантам текущей власти, надо срочно что-то дать. И хотя эта идея на слуху только месяц, но возможность работать с крупными территориями, да еще и в столице, готовилась по крайней мере два года — нужно отдать должное сплоченности инвестиционного и девелоперского сообщества. Сейчас мы наблюдаем момент истерики, направленной на то, чтобы запустить эту программу и успеть что-то дать кредиторам.
— Когда мы увидим первые действия, а именно снос, переселение?
—Я могу ошибаться, но у меня есть интуитивное ощущение, что мы вообще их не увидим. Это мой оптимистичный ответ. Пессимистичный ответ — в случае каких-либо действий власть получит сильный ответный удар, понесет большой политический урон. Сейчас скорость объединения жителей потрясающая. На сайтах, где объединяются люди, не согласные с этой программой, за несколько дней наблюдается прирост в сотни тысяч активных пользователей.
— Это те, кого программа потенциально может затронуть? Но ведь еще даже нет списков домов?
—А это совершенно неважно. Люди не знают, будут сносить их дом или нет, но они уже готовятся, и это самое главное. Город, если его редуцировать, это прежде всего две вещи: собственность и орудие для ее защиты. Люди собираются в города, потому что кому-то очень нужно, чтобы был этот дом, чтобы он хорошо стоял и чтобы была возможность его защитить. И как только это основание начинают разрушать, разрушается сам город. Представьте совсем мрачную картину: все ресурсы исчерпаны, все матрасы выпотрошены, банки пусты, город рухнул. Экономика есть только тогда, когда существует определенный разрыв между богатыми и бедными. А есть критический разрыв, когда богатые начинают уносить деньги на другие рынки, и сейчас в России происходит именно он. Отчего встали продажи недвижимости? Есть много факторов, но фундаментальный — критический разрыв в доходах, в возможности ими оперировать, вкладывать. Собственность сегодня — единственная ниша для вкладывания денег.
— Получается, власть посягнула на святое?
— Абсолютно. И на фундаментальное с точки зрения того, что такое города и почему они существуют. Есть стандарты городского управления, качества жизни, поведения, принятые в развитых странах, и есть те, которые ассоциируются с развивающимися. Когда не делается попыток решить непонимание между собственником и властью, происходит переход в другой класс. И если все пойдет по этому инерционному сценарию, Россия окончательно перейдет в ряды стран третьего мира, со всеми вытекающими последствиями.
— Но ведь долгосрочное планирование никогда не было сильной стороной тех, кто нами руководит.
— Да. Когда у вас все горит, вам нужно много чего сделать — в такой ситуации не до планирования. Сейчас стратегией никто не занимается, нужно просто успеть проскочить в это окно возможностей, пока оно открыто. Но если в этот момент кто-то из друзей поймает вас и скажет: «Очнись!», то вы остановитесь и попробуете оглянуться. На мой взгляд, сейчас роль СМИ состоит именно в этом — похлопать власть по плечу и сказать им: «Ребята, очнитесь!»
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен.
Беседовала
Алиса Прихудайлова